На вид ему было лет... А черт его знает. Наверное, разменял третий десяток. Во всяком случае, он где-то работал — как и восемьдесят процентов из нас, заочников. Университет, где я учился, был распределен по всему городу, арендуя ряд помещений в центре и в школе на отшибе. Там и проходило большинство занятий. Если для школьников низкие парты еще подходят, то взрослым людям моего роста напоминают участие в телеигре «В гостях у Инквизиции». Я не могу сказать, что очень высок, однако сидеть за партой с упирающимися в нее коленями неудобно. Хорошо, что такие дурацкие парты были не во всех классах.
Итак, Пронин пригласил нас к себе. Говоря «нас», я подразумеваю эдакую группу сидящих на средних партах людей: Машку — мою подругу, патлатого и одетого в черное здоровяка Игоря, который изображал собой неформала, Алену, работающую в магазине, и меня. Приглашение свое Пронин оформил довольно странным образом.
Мы рассаживались по местам, я болтал с Машей и шмыгал носом, потому что простудился накануне, просидев целую пару на подоконнике (не хватило места). Я выдал какую-то шутку и несколько секунд ждал реакции, а когда ее не последовало, то заметил, что «по идее это был юмор такой». В это время раздался невероятно громкий отхаркивающий кашель.
— Экха-кхаа!
Все повернулись.
Пронин стоял в проходе между партами, одетый в светлый свитер и штаны времен холодной войны. Прибавьте к этому баранью прическу и получите представление о внешнем виде Пронина.
— Будь здоров! — сказал я, — Надеюсь, не запущенная чахотка?
— Я вас всех приглашаю на свой день рождения, — сообщил Пронин, взглядом обводя тех, кто входил в число всех. Впрочем, никого кроме нас в классе не было.
— А когда? — спросила Маша.
— Сегодня после занятий. Придете?
— Ну, придем, — ответила Маша и спросила меня:
— А ты придешь?
— Я с тобой, коварная Матильда. Ты знаешь, отпускать тебя одну, с этим незнакомым мужчиной, Прониным...
— Ладно, хватит прикалываться. Так ты идешь?
— Говорю же — иду.
— Я тоже, — сказал Игорь, — Только у меня нет подарка.
— А не нужно, — возразил Пронин, — Вы как есть приходите, мне подарки не нужны.
— Я могу подарить тебе карандаш, — сказал я. — Только у меня его нет.
Сошлись на том, что после пар едем вместе с Прониным к нему домой. Хотели в складчину купить вино и еще что-нибудь съестное, но Пронин решительно отказался, дескать, и так всё есть. Надо сказать, я не большой любитель застольных мероприятий, однако туда направлялась Маша.
Как обычно, на парах меня раскумарило по полной программе — от неудобной позы за партой разболелась голова, это умножилось на простуду, а затем вдруг началась дикая изжога. Я сидел и думал — от колы это или от печенья? Ведь печенье было из того же теста, что и «соломка». А от «соломки» у меня всегда изжога. С другой стороны, именно в бутылке такой колы я некогда обнаружил труп таракана. Кумар достиг апогея, когда у меня начало урчать в животе при сравнительной тишине в классе.
— Это у тебя? — спросила меня Маша.
— Что ты понимаешь в искусстве чревовещания? — ответил я.
Начались две пары по украинскому языку. Вела их настоящая монашка — и по духу, и по одежде. Я не знаю, какими путями она пришла к преподавательской практике, но факт есть факт. И вот она меня настолько занудела, что находиться более в одном с ней помещении я не мог. С многозначительно оброненной фразой «я выйду» я вышел из класса и пошел по коридору.
Было пусто и свежо. У стены напротив окон стояли два пианино. Из классов раздавались приглушенные голоса преподов. Понесло запахом мела — где-то длится вечный ремонт. Я окинул взглядом ряд стенгазет и тому подобного народного творчества, и решил посетить Храм журчащей воды — сортир. Оное заведение располагалось аккурат в конце коридора. Две блеклые, как талый снег, двери с логотипами — чувачок с зонтиком и чувиха в юбке. Чтоб никто не перепутал.
Я толкнул правую и вошел. Хлорка, плиты и окно. Тут окно для глядящих сюда извне вуайеристов — совсем прозрачное стекло, выходит на соседствующий со школой дом.
Какой дурак-архитектор придумал сделать в параше такое окно? Я зашел в кабинку и запер за собой мизинцем на щеколду дверь. Через некоторое время, только я застегнул ширинку, как в туалет кто-то вошел. Затем последовал ужасающий кашель, по которому я опознал Ивана Пронина. Я стоял лицом к унитазу, а не к двери. По какой-то причине мне не захотелось выходить из кабинки при Пронине. Я стал ждать.
Слышу — вжжик! Это Пронин молнию расстегнул. И тишина... Ну, думаю, давай, козел. Меня уже запарило так стоять. Чего он медлит? Прошла, наверное, минута. Ни звука. Мне показалось это более чем странным.
А потом снова — вжжик! И топ-топ-топ по плиточному полу, ушел Пронин. Дверь скрипнула и закрылась. Он что, шизик? Я вышел из кабинки и осмотрелся. Ничего подозрительного. Не знаю, ожидал ли я увидеть писсуары с плещущейся в ней кислотой или зловещую надпись поперек стены. Но все было в порядке.
Подойдя к умывальнику, я взялся за абсолютно сухой кран, крутанул его и помыл руки под струей обжигающе-студеной воды. Зима на дворе! Блин. Возвращаться в класс не хотелось, поэтому я отправился в столовую, приобрел четыре пирожка с яблоками, и сев за столик в совершенно пустом помещении (школьные занятия уже окончились), в гордом одиночестве вкусил пищу.
После пар Пронин снова подошел к нам и осведомился, идем ли мы. Тут до меня дошло, что никто не спросил Пронина, где он живет. Может быть, у черта на Куличках — я имею в виду Борщаговку или вообще какой-нибудь город-спутник. Ведь в нашей группе учились и люди из провинции, приезжая электричками. Мы начали одеваться, я показал высокую степень вежливости и культуры, подав Маше куртку, затем надел свою, натянул черную вязаную шапку на бритую голову и вышел в коридор.
От здания школы мы пешедралом топали к ближайшей автобусной остановке примерно километр. Или два. Было уже темно, небо затянуло снеговыми тучами, а под ногами чвякала бурая слякоть поверх асфальта. Мы шли по переулкам между невысокими кирпичными домами. Воняло плавающим в воде мусором. Почему его не убирают?
Выяснилось, что Пронин живет в самой глуши. Район Зверинца, такой здоровенный холм напротив исторической Лысой горы. Между нею и Зверинцем проходит линия железной дороги и течет в коллекторе древняя, некогда судоходная, ныне укрощенная бетоном река Лыбедь. Поехали туда. У турникетов в метро случился инцидент. Моя проездная карточка не сработала. Похожая на трансвестита будочная тетка, работница метрополитена, стала мне доказываться, что я, мол, мгновением ранее пропустил по этой же карте Машу. У нас ведь как — вставишь проездной в слот и на полчаса проездной блокируется. На этой станции. Маша показала вредной тетке свой проездной. Тетка ничего не хотела слушать и призвала на помощь охранника. Она вытянула руку и, блестя своим золотым зубом, сказала:
— Вот этот молодой человек хочет бесплатно пройти!
— Нельзя! — сказал охранник.
— Можно, — заверил я его. — Потому что виновато пропускное оборудование ваших турникетов, за которым нет надлежащего технического обслуживания. Я сейчас просто свяжусь с вашим начальником и рассажу ему о сложившейся ситуации. Вместо того, чтобы обратить свое внимание на факт технического сбоя, вы предъявляете необоснованные претензии клиенту транспортной корпорации, в которой работаете. Я могу подать гражданский иск, не на вас персонально, а на метрополитен. Но посудите, ведь козлами отпущения станете вы.
— Пусть идет! — сказал охранник тетке.
— А чего? — спросила она.
— Да пусть идет! — громко ответил охранник.
— Проходите, — тетка сделала широкий жест рукой.
Эскалатор, вагон, назойливые коробейники с гибкими карандашами, картами города и суперклеями, убийственный запах чищенных скипидаром дубленок, рекламные постеры и горящие через одну лампы. Грохот колес по рельсам. Станция «Выдубичи», двери открываются, выходим на поверхность, свежий воздух, красные огоньки на полосатых трубах ТЭЦ, самолет заходит на посадку в аэропорту Жуляны.
Пронин ведет нас к себе домой по какой-то грунтовой тропе, через железную дорогу, идущую в долине меж горами. Ноги увязают в грязи. Пронин не поддерживает разговор, а просто топает впереди. Далее идем мы с Машей и Аленой, а замыкает шествие мрачный Игорь, заложив руки в карманы и подбородком уткнувшись в ворот своей кожанки.
— Далеко еще? — спрашиваю я у Пронина.
— Нет, еще немного.
Впереди темнеет громада холма, на который идет меж усадьбами узкая старая лестница, местами переходящая в дорожку. Одно— и двухэтажные дома слеповато вылупились желтыми глазками окон.
— Нам на самый верх? — говорит Маша. Пронин некоторое время молчит, будто не слышит, потом оборачивается и отвечает:
— Нет, еще немного осталось. Сейчас уже придем.
— Я тут никогда раньше не была, — говорит Алена.
— А я был, на велосипеде катался, — замечаю я, — Когда-то жил тут неподалеку, только по ту сторону холма, возле ботанического сада.
Далее я принялся рассказывать о взрыве пороховых складов на Зверинце в прошлом веке и завершил речь у калитки, ведущей в усадьбу Пронина. Все тяжело дышали, потому что холм был крут, а лестница — скользка. Маша даже едва не грохнулась со ступенек, если бы я не успел толкнуть ее в спину обеими руками.
Вокруг было темно и тихо. Где-то залаяла цепная собака — ов! ов! ововов! Мне пришла в голову паранойяльная мысль — а ведь никто не знает, что мы отправились на день рождения к Пронину. Во всяком случае, куда именно. Может быть, он живет тут с семейкой психопатов, вроде как в фильме «Резня бензопилой».
Заводят бензопилу и ну за гостями по двору гоняться! Подобные романтические фантазии, которым я не придаю особого значения, приходят мне на ум с детства. Помню, когда мне было пять или шесть лет, а между тогда еще СССР и Штатами шла так называемая гонка вооружений, мы с мамой шли по улице возле Бессарабского рынка. Там на углу сидела за раскладным брезентовым столиком пионерка. Перед ней лежал гроссбух в дерматиновом переплете (коричневый, в перекрестных желтоватых диагоналях) и синяя шариковая ручка белого цвета.
— Подписывайтесь за мир! — предлагала пионерка.
Люди подходили и вписывали в книгу свои имя, фамилию, возраст и род занятий. Мама предложила «подписать» меня. Я согласился. В тот же день мне взбрело в голову, что скоро начнется война, американские солдаты захватят город и будут искать людей, записанных в той книжке. Находить и ссылать на необитаемый остров или убивать. Фантазия имела несколько реальную почву — мой прадед, Федор Бородин, работал в НКВД. И в первый день оккупации города фашистами сосед прямо на улице указал патрулю на моего прадеда, которого сразу же расстреляли из автоматов.
Пронин со скрипом отпирает калитку, и мы по очереди заходим во дворик. Узкая дорожка. Ни шиша не видно, кругом темень. Заметен силуэт дома — один этаж, с чердаком и двускатной крышей. За одним из окон нечто светится фиолетовым. Я догадываюсь, что это портьеры.
— Почему тут света нет? — спрашивает Маша у Пронина.
— Лампочка перегорела. Сейчас зайдем, в доме есть свет.
— Ооо, какой шик! — говорю я, — Блин, не ожидал! Как в лучших домах Парижа и даже Лондона! А какой свет — лектрический или газовые рожки?
Дорожка, поворот, идем вдоль стены дома, крыльцо, Пронин ключом открывает дверь, поднимаемся.
Переступив порог, мы прошли через предбанник, другую дверь и оказались в длинном коридоре, чей пол был выложен большими бордового цвета половицами. В правой стене коридора я увидел две двери — запертая, ближняя ко мне, и открытая дальняя. Слева дверей не было, зато стоял некий высокий, под потолок шкаф, а после него в соседнюю комнату бельмом глядело закрашенное белой краской окно. Мы повесили верхнюю одежду в шкаф и проследовали за Прониным. У открытой двери, которая вела, как оказалось, на кухню (оттуда дул теплый ветер — видимо, что-то готовилось), Пронин свернул влево.
За поворотом, напротив другого шкафа, была еще одна дверь — в комнату. Другая, запертая, примыкала к ней под углом 45 градусов. Над всем этим темным квадратом на потолке выделялся люк, а возле оставшейся свободной стены стояла приставная лестница.
Мы по одному зашли в комнату. Окно с тюлевыми занавесками впереди, справа — сервант с посудой и фарфоровыми статуэтками, за ним — дверь в другую комнату. Слева — диван, над ним две картины — некая молодая женщина идет под грозовым небом, а за ее плечами сидит ребенок; вторая картина изображала водяную мельницу ночью. Справа от дивана расположился круглый пустой стол, накрытый сверху бежевой тряпкой, а у дальнего конца дивана была тумба с каким-то доисторическим телевизором.
— Родители, мои родители сегодня не в форме, — сказал Пронин тихо, — Поэтому они к нам не выйдут. А вы рассаживайтесь поудобнее, сейчас я принесу торт и напитки.
— Может, тебе помочь? — спросила Алена.
— Не-нужно-я-сам, — резко и рвано ответил Пронин, — Вы садитесь.
После этого он ушел на кухню. Я сел рядом с Машей, потом задумался и спустя мгновение сообщил ей, что мне нужно отлить.
— Так что, тебе нужны сопровождающие? — сказала Маша.
— Нет, я просто сообщил. Сейчас вернусь.
Выйдя из комнаты, я первым делом решил пойти на кухню и спросить у Пронина, где тут параша. Дойдя до кухни, я заглянул в нее. Пусто. Только синее пламя в газовой колонке, да мерный гул духовки. Черт, как же здесь жарко.
— Пронин! Иван! — позвал я, встав лицом к коридору. Ответа не последовало. Я покрутил головой в надежде, что отыщу туалет без посторонней помощи. Никаких признаков небольшой двери не наблюдалось. Зато в запертой комнате, которая была по коридору перед кухней, кто-то гулко прошелся по паркету.
Тихо, насколько позволяли резиновые подошвы моих ботинок, я подошел к двери в эту комнату.
Замочная скважина светилась. Какой-то черт дернул меня заглянуть в нее. Я присел на корточки и приложился глазом к отверстию. Взору моему предстала освещенная торшером комната, обставленная громоздкой мебелью. На стенах висели картины — пейзажи и некий портрет. В левой части комнаты перед массивным, в круглой раме зеркалом стоял пожилой человек в старомодном костюме. Наверное, это был отец Пронина. Вначале я подумал, что он примеряет одежду.
Секундой позже мне стало тошно и страшно. Я такого раньше не видел. Человек за дверью отнюдь не примерял костюм. Он глядел в зеркало. Зеркало было кривым. И формы тела человека вместе с костюмом искажались в реальности так же, как в зеркале. Человек извивался, приседал, выгибал спину — при этом очертания его искажалась то больше, то меньше. Вдруг он почти целиком нормализировался, но повернул голову — и правая ее сторона вытянулась, а глаз на ней стал размером с кулак. Человек со злобой ударил по ней рукой — кисть руки превратилась в огромный непонятный комок. Человек всхлипнул, шатающейся походкой отошел от зеркала, сел на высокий диван и заныл, обхватив искаженную голову руками.
«Вот уж действительно, родители не в форме», — подумал я, встал и быстрыми шагами пошел в комнату, где располагалась за круглым столом компания. Подсев к Маше, тихо сказал ей почти в ухо:
— Маша, я сейчас совершенно серьезен. Нам нужно сваливать отсюда.
— Почему?
— Тут живут какие-то дегенераты.
— Ну что ты такое говоришь?
— Пошли. Потом я всё расскажу подробно. Только иди со мной.
— Хорошо, идем, — Маша поднялась с дивана.
Я обратился к Игорю и Лене:
— Мы уже уходим. Вы с нами?
— Да чего вы, посидите еще, — радушно предложил Пронин, показавшись в дверном проеме.
— Мы же только что пришли, — сказала нам с Машей Алена.
Я решил открыть карты:
— Пронин и его семейка — опасные люди.
На лице Алены появилось странное выражение недоверия и испуга. Игорь бросил взгляд на окно. Ищет путь к отступлению?
— Это шутка такая? — жестко спросил Пронин.
— Нет. Вы — психи чертовы, а мы — уходим.
Маша тронула меня за плечо:
— Я уже одета.
— Зачем ты это говоришь? — сказал Пронин и сделал шаг вперед.
— Не подходи, чувак, — предупредил я.
— Мы остаемся, — объявила Алена, — А твой юмор всех уже достал!
— Я не шучу. Родаки этого человека — очень странные люди. Посмотрите в комнате рядом с кухней.
— Вы туда не пойдете, — возразил Пронин, — Родители отдыхают.
— Я остаюсь, — сказал Игорь.
— Я тоже, — добавила Алена.
— Если мы уйдем, у вас не останется никаких шансов, — попробовал я убедить сомневающихся еще раз.
— Тогда оставайся с нами, — сказала Алена.
На ходу застегивая куртку, я взял Машу за руку и буквально потащил из дому. Мы топали по коридору, довольно громко бухая обувью. Половицы пружинили.
Вышли со двора. Я закрыл за собой калитку. Сердце стучало, как в объятиях девушки. Нечто странное было вокруг. Через секунду я осознал, что мы находимся в каком-то другом месте. Заборы и ворота будто стали выше, а небо светлее — почти как в пасмурный день. Вдруг меня поразило очевидное — исчезли возвышающиеся трубы ТЭЦ.
— Где ТЭЦ? Трубы?
— Нет их... Нет. А где они?
— Я не знаю. Я не знаю, где мы!
— Как мы сюда попали?
— Через этот чертов дом, — я кивнул в сторону особняка Прониных.
— Как нам уйти отсюда? — мне показалось, что Маша вот-вот заплачет. Признаться, и я был близок к панике.
— Сначала нам нужно как можно дальше отойти от этого проклятого дома. Потом решим, хорошо? Я не хочу тут больше стоять, идем!
Мы пошли какими-то проулками. Здесь был просто лабиринт мощеных брусчаткой улочек между деревянными заборами. Меня очень удивили пропорции вещей — все было не так. Выше, шире, глубже. Не как обычно.
* * *
Они подбежали к нам быстро, наклонив туловища вперед. Одетые в черное. Я подумал, что это ниндзя. В руках у них были средних размеров изогнутые клинки, а лица скрывались под масками. На каждой была единственная прорезь — в области носа, откуда выглядывали обрезанные ноздри. Я и Маша замерли, взявшись за руки. Я ощутил, как ее ладонь потеплела и стала влажной. Существа в черном окружили нас и стали громко обнюхивать. Из открытых ноздрей летели брызги — несколько капель попали мне на правую щеку и кончик носа.
Со стороны дома Пронина донесся жуткий вопль. Бесполый, глухой, сначала как бы нарастающий и постепенно затихший. Черные убийцы, как один, повернули головы на этот вопль и через секунду побежали к дому Пронина. Я раньше не представлял себе, чтобы живые существа могли так быстро двигаться.
Мы, уже не держась за руки, побежали. Заборы, ворота, повороты, тупики. Вдруг я заметил, что Маша исчезла. Я начал возвращаться той же дорогой и громко звал ее, однако она не откликалась. У меня было чувство, будто я маленький мальчик, потерявшийся в универсаме. Я не знал, что мне дальше делать. Хотелось остановиться и орать во всю глотку.
— Маша! — крикнул я в который раз, удивляясь своему голосу.
Молчание.
Я огляделся, я покрутился на месте. Я стоял в центре перекрестка. За калиткой в заборе впереди меня я увидел страшную картину — там стоял мужчина, голый по пояс, с поднятой на уровень лица левой рукой. И остервенело рвал ее зубами, а потом отвел в сторону и посмотрел на меня, широко улыбнувшись ртом, вокруг которого была размазана темная кровь.
Я машинально закричал и побежал в противоположную сторону, ощущая мордой холодный воздух. Продолжал звать Машу. Ответа не было. А может быть был, но я не слышал. Я очень испугался. В этой ситуации нет логики. Где я? Где Маша? Где все это происходит? Вдруг я вспомнил. Воспоминание развилось, расширилось со всеми подробностями. Это место мне уже снилось. Я во сне. Я сплю. Мне нужно проснуться. Всё в порядке. Но я не знал, как. Я думал, думал, думал и не находил ответа.
Наконец я решил, что хватит стоять так посреди ночной улицы и подошел к груде лежащих у обочины досок. Сев на нижнюю, лежащую прямо на земле, я прислонился спиной к горе остальных и начал погружаться в сон. Когда я заснул, то очень четко ощутил, словно падаю спиной вперед сквозь светло-коричневый или розовый воздух. Затем я сразу проснулся. Уже здесь, в «нормальном» мире.
* * *
Было утро. Перед тем, как поехать в универ, я позвонил Маше по телефону. Не туда попал. Позвонил еще раз, с тем же результатом. Наскоро позавтракав, я отправился в университет. Там произошло нечто, чего нельзя объяснить. Оказалось, что в моей группе не было и нет ни Маши, ни Пронина, ни Алены с Игорем. Я выглядел круглым дураком, когда спросил о них.
Неужели это опять сон? Я заблудился во снах? Где я? Кто я? Кто они, люди рядом? Они все реальны? Сны тоже реальны? Как всё это устроено?
Мне нужно вернуться. Это одно, что я знаю теперь точно. Поэтому я пойду в дом Прониных. Я возьму с собой оружие. Я думаю, что мне поможет вернуться то странное зеркало. Я захвачу Прониных врасплох, обездвижу их и получу информацию. Они знают, как я смогу вернуться. Они специально меня заманили. Заманили меня, сволочи!
Здесь я чужой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий