Году где-то в 87-ом произошла с моей сестрой странная история. Буквально вчера с ней вспоминали. Было мне тогда лет 8, а сестренке Маше 4 годика. Уж не знаю, с чего моим родителям приспичило поехать в конце октября на могилу к маминому сынишке от первого брака (у неё малыш умер в 5 месяцев) — то ли оградку покрасить, то ли еще что-то, не суть. Но нас с сестрой взяли с собой. И вот октябрь: холодно, деревья голые, небо хмурое, темнеет рано — и мы на кладбище. Что там детям делать? Ничего. Взрослые работают, красят там что-то, а мы под ногами мешаемся. Могилка братика не у дороги была, а в глубине кладбища. До дороги метров двадцать, но поскольку деревья голые — всё хорошо видно на километр вперёд. Мама, видя, что мы с Машей только мешаемся, говорит мне: «Лида, возьми Машу, и погуляйте, вон, по дорожке. Только далеко не уходите, будьте на глазах.»
Я Машу за ручку взяла, повела её гулять. Ходим по дорожке: десять метров в одну сторону, десять в обратную. Я надписи читаю, а Машка капризничает. И тут она углядела на какой-то могиле игрушку и давай ныть: «Хочу вон ту игрушечку!». А мама нам с детства говорила ничего на кладбище даже в руки не брать! Особенно, игрушки. Естественно, я ей не разрешила. Маша обиделась, ногами затопала, и говорит: «Я обиделась и ухожу! И руку свою у меня вырвала». Я отвечаю: «Да иди!»
Я же знала, что мама за нами присматривает, далеко Маша не уйдёт. Поворачиваюсь в сторону мамы, вижу — она красит оградку, и в нашу сторону не смотрит. Ну, думаю, тогда надо Машу опять за руку брать, пока она и впрямь никуда не ушла. Поворачиваюсь — Маши нет! Ну вот как сквозь землю провалилась. Ну, куда ребенок мог пропасть ровно за три секунды? Притом, на ней была ярко-красная шапочка, а кладбище с голыми деревьями за версту было бы видно, а никого нет. Я к маме. Мама в панике: ребенок пропал! Стали искать: ходили, кричали, звали.
Ничего. Тишина гробовая. Нет ребенка. А уже темнеть стало. Мама в истерике бьётся. Папа сам не свой носится среди могил, Машу ищет.
Ничего. Как в воду канула. У мамы уж ноги подкосились, на землю рухнула, рыдает в голос. Стемнело уже полностью, а ребенка нет.
Папа предложил к выходу пойти: может, кто-нибудь Машу нашёл и вывел?
Прибегаем. Никого нет. Мама уже в голос просто воет. И вдруг мы видим: из темноты красная шапочка появляется, метрах в тридцати. Маша идёт! Притом, идёт с задранной вверх ручкой: словно кого-то за руку держит. Идёт, разговаривает с кем-то. Потом спрашивает у кого-то: «Где?». Поворачивается в нашу сторону и кричит: «Мама!!!»
Мама, конечно, бегом к Машке, рыдает, целует её. Еле маму успокоили. Стали Машу расспрашивать: где её носило?! и она рассказывает:
Я на Лиду обиделась, и пошла по дорожке. И ждала, что Лида меня сейчас догонит: она же видела, что я обиделась. Иду и иду. А Лиды нет. Я оборачиваюсь — а я одна стою. И никого нет: ни Лиды, ни мамы не вижу. А я по дорожке шла, не сворачивала никуда. Пошла обратно. Иду-иду, а никого нет. И я решила сама к выходу пойти. Думаю: там вас и подожду. Я думала, что если всё время идти по дорожке и не сворачивать — всегда выйдешь к выходу. Я долго шла, темнеть стало, мне страшно. Кругом могилы, а выхода всё нет. И тут вижу бабушку: она как в мультиках была — длинное чёрное то ли пальто, то ли платье, и высокая седая причёска с пучком. И круглые очочки. И она меня спрашивает: «Ты что тут делаешь?». Я говорю: «Я потерялась, и ищу где выход». А бабушка говорит: «Пойдём со мной, я отведу тебя в то место, где дети встречаются со своими мамами». А мама меня всегда учила: никуда с чужими не ходить! И я отвечаю: «Нет, я с вами не пойду, вы мне выход лучше покажите». Бабушка так вздохнула и говорит: «Hу, пойдём».
И вывела меня к воротам. Она вас первая увидела, говорит: «Вон твоя мама». Я спрашиваю: «Где?». А она мне пальцем на вас показывает. Я к вам и побежала сразу.
И Маша очень долго, лет пять, если не больше, не верила нам, что не видели мы никакой бабушки. Она одна шла. Машка нам её даже рисовала в подробностях, доказывала что была, была бабушка!
Но мы-то точно видели, как Маша шла совершенно одна, но держась за невидимую руку…
И что это за бабушка была, и в какое такое место «где все дети встречаются со своими мамами» она хотела Машу отвести — до сих пор не знаем. И вот странность: Маша с тех пор стала кладбища чувствовать за километр. Едем с ней на машине по незнакомой местности, а Маша всегда чувствует: там впереди кладбище будет, я чувствую. Притом, ладно еще в Москве, по городу, так и за городом, и в чужих городах, и вообще в других странах с ней так же: чувствует близость кладбища.
Вот такая вспомнилась история.
Я Машу за ручку взяла, повела её гулять. Ходим по дорожке: десять метров в одну сторону, десять в обратную. Я надписи читаю, а Машка капризничает. И тут она углядела на какой-то могиле игрушку и давай ныть: «Хочу вон ту игрушечку!». А мама нам с детства говорила ничего на кладбище даже в руки не брать! Особенно, игрушки. Естественно, я ей не разрешила. Маша обиделась, ногами затопала, и говорит: «Я обиделась и ухожу! И руку свою у меня вырвала». Я отвечаю: «Да иди!»
Я же знала, что мама за нами присматривает, далеко Маша не уйдёт. Поворачиваюсь в сторону мамы, вижу — она красит оградку, и в нашу сторону не смотрит. Ну, думаю, тогда надо Машу опять за руку брать, пока она и впрямь никуда не ушла. Поворачиваюсь — Маши нет! Ну вот как сквозь землю провалилась. Ну, куда ребенок мог пропасть ровно за три секунды? Притом, на ней была ярко-красная шапочка, а кладбище с голыми деревьями за версту было бы видно, а никого нет. Я к маме. Мама в панике: ребенок пропал! Стали искать: ходили, кричали, звали.
Ничего. Тишина гробовая. Нет ребенка. А уже темнеть стало. Мама в истерике бьётся. Папа сам не свой носится среди могил, Машу ищет.
Ничего. Как в воду канула. У мамы уж ноги подкосились, на землю рухнула, рыдает в голос. Стемнело уже полностью, а ребенка нет.
Папа предложил к выходу пойти: может, кто-нибудь Машу нашёл и вывел?
Прибегаем. Никого нет. Мама уже в голос просто воет. И вдруг мы видим: из темноты красная шапочка появляется, метрах в тридцати. Маша идёт! Притом, идёт с задранной вверх ручкой: словно кого-то за руку держит. Идёт, разговаривает с кем-то. Потом спрашивает у кого-то: «Где?». Поворачивается в нашу сторону и кричит: «Мама!!!»
Мама, конечно, бегом к Машке, рыдает, целует её. Еле маму успокоили. Стали Машу расспрашивать: где её носило?! и она рассказывает:
Я на Лиду обиделась, и пошла по дорожке. И ждала, что Лида меня сейчас догонит: она же видела, что я обиделась. Иду и иду. А Лиды нет. Я оборачиваюсь — а я одна стою. И никого нет: ни Лиды, ни мамы не вижу. А я по дорожке шла, не сворачивала никуда. Пошла обратно. Иду-иду, а никого нет. И я решила сама к выходу пойти. Думаю: там вас и подожду. Я думала, что если всё время идти по дорожке и не сворачивать — всегда выйдешь к выходу. Я долго шла, темнеть стало, мне страшно. Кругом могилы, а выхода всё нет. И тут вижу бабушку: она как в мультиках была — длинное чёрное то ли пальто, то ли платье, и высокая седая причёска с пучком. И круглые очочки. И она меня спрашивает: «Ты что тут делаешь?». Я говорю: «Я потерялась, и ищу где выход». А бабушка говорит: «Пойдём со мной, я отведу тебя в то место, где дети встречаются со своими мамами». А мама меня всегда учила: никуда с чужими не ходить! И я отвечаю: «Нет, я с вами не пойду, вы мне выход лучше покажите». Бабушка так вздохнула и говорит: «Hу, пойдём».
И вывела меня к воротам. Она вас первая увидела, говорит: «Вон твоя мама». Я спрашиваю: «Где?». А она мне пальцем на вас показывает. Я к вам и побежала сразу.
И Маша очень долго, лет пять, если не больше, не верила нам, что не видели мы никакой бабушки. Она одна шла. Машка нам её даже рисовала в подробностях, доказывала что была, была бабушка!
Но мы-то точно видели, как Маша шла совершенно одна, но держась за невидимую руку…
И что это за бабушка была, и в какое такое место «где все дети встречаются со своими мамами» она хотела Машу отвести — до сих пор не знаем. И вот странность: Маша с тех пор стала кладбища чувствовать за километр. Едем с ней на машине по незнакомой местности, а Маша всегда чувствует: там впереди кладбище будет, я чувствую. Притом, ладно еще в Москве, по городу, так и за городом, и в чужих городах, и вообще в других странах с ней так же: чувствует близость кладбища.
Вот такая вспомнилась история.
Комментариев нет:
Отправить комментарий