Меня зовут Олег Кармашев, и это мое признание. 25 августа 2013 года в ночном клубе «Огонь» я познакомился с очаровательной девушкой. Она представилась Евой. Я тогда подумал, что мне чертовски повезло, что ей нравятся полные парни. Сама она имела потрясающую фигуру: пропорциональное, словно выструганное мастером, тело с пышным бюстом и широкими бедрами — просто греческая богиня.
Мы протанцевали с ней всю ночь. Конечно, многим это покажется глупым, но я по уши влюбился в эту девушку с первой минуты. Было в ней что-то цыганское, чертовски манящее. Естественно, после танцев мы пошли ко мне. Сказать по правде, это был самый лучший секс в моей жизни. Только во время оргазма кое-что мне показалось странным, но тогда я не обратил на это внимания. Её лицо. Оно вдруг стало сморщенным и старым, как гнилой чернослив. Я вскрикнул, но через мгновение передо мной снова предстала потрясающей красоты девушка. Я успокоился, списав всё на обманчивый лунный свет. Луна в тот день была белая и полная, как глаз мертвеца.
Наутро Ева исчезла, правда, оставив на прощание записку: «Эта ночь была потрясающей. Мы могли бы повторить как-нибудь. (номер телефона) Носи это с любовью».
Когда я положил записку на место, то вдруг заметил рядом с нею незамеченный мной ранее небольшой браслет. Кожаный, черный, с какими-то непонятными знаками и символами, вырезанными прямо на коже. «Так вот что я должен носить с любовью», — подумал я. И я носил его. Носил, не снимая.
Мне не пришлось самому звонить по этому номеру — на следующий день она сама нашла меня. Я шел после ВУЗа и увидел её. В черном платье и в черных чулках она выглядела потрясающе. Она улыбнулась мне и спросила:
— Ты носишь мой браслет?
— Конечно, Ева. Он весьма неплохо смотрится с моим костюмом, — ответил я и поцеловал её. Она позволила сделать это, но мне показалось, что весьма неохотно. Она была чем-то встревожена и нетерпеливо перебирала руками, как наркоманка, нуждающаяся в дозе.
— Я должна тебе кое-что рассказать, и ты должен мне помочь, — сказала она и достала из кармана смятый газетный лист.
Я удивился такому повороту, но взял его и начал читать. Это оказались криминальные сводки с позапрошлой недели.
«10 августа в районе Золотовки, по улице Крылова, 67, произошло зверское изнасилование с последующим убийством. Преступник не найден».
«13 августа по улице Оловянная, 13, семья из четырёх человек была застрелена из двустволки. Преступник не найден».
Я прочитал и посмотрел на Еву. Её глаза горели каким-то странным непонятным мне огнем, я кожей чувствовал исходящую от неё немую ярость и никак не мог понять его причины.
— Что с тобой? — только и спросил я.
— Я знаю убийц, — просто сказала она, продолжая сверкать глазами.
Этого я никак не ожидал. Она по-настоящему стала пугать меня.
— Откуда ты знаешь? — спросил я, но она тихонько прикоснулась до моей руки примерно в районе браслета и сладко пропела:
— Не волнуйся, милый. Всё будет хорошо, просто пошли со мной.
И тут произошло то, чего я никак не ожидал. Я просто пошел за ней, молча, не произнося никаких слов или возражений, хотя таковые имелись. Казалось, моя воля отключилась, и я просто делал то, что мне велят. Мало того, мое сознание также стало отключаться.
Очнулся я рядом с изуродованным трупом мужчины в какой-то незнакомой мне квартире. Я был весь в крови. Ева стояла в сторонке, скрестив руки на груди, и улыбалась. Она была счастлива. Я заставил её улыбаться и быть счастливой, а значит, не имело значения, что мне пришлось сделать для этого. Я вроде улыбнулся ей в ответ, и она сказала:
— Он — насильник и убийца. Ты сделал хорошее дело, Олег, — она впервые назвала меня по имению. Затем она подошла ко мне поцеловала так страстно, что я закрыл глаза от удовольствия.
Когда я их открыл, то оказался дома, на диване. Мама сидела со мной рядом и смотрела какую-то передачу по Первому каналу. Я был весь в поту из-за приснившегося кошмара. Посмотрел на время — было шесть часов вечера.
— Ты чего так поздно пришел сегодня? Обычно в час уже за компьютером, а тут аж в пять заявился. Девушка наконец появилась? — спросила мама.
Моё сердце ухнуло вниз. Я не помнил ничего, кроме тех ужасных сцен, которые мне приснились. Но не могло же это произойти в самом деле?
— Не знаю, — ответил я и, пощупав руку, ощутил привкус дикого страха во рту. На руке был тот самый браслет. Я встал и пошел в ванную. Мама все это время не сводила с меня обеспокоенных глаз.
«Если бы это все было правдой, то моя рубашка была бы пропитана кровью насквозь», — подумал я. Но моя рубашка была идеально чистой, даже не было типичных для парней круглых потных пятен. Это меня и насторожило.
Я решил снять рубашку. Когда дело было сделано, я кинул её в сторону и посмотрел в зеркало. От ужаса у меня зашевелились волосы на голове. Резкий рвотный импульс согнул меня пополам, и я в считанные секунды опустошил свой желудок прямо на пол. Весь мой торс был в засхошей крови, на нем не было ни единого участка белой кожи. Я открыл душ и залез в ванную, все ещё тяжело дыша и не веря в случившееся.
«Я убийца… убийца, — проносилось у меня в голове. — Моя жизнь кончена. Кончена».
И я заплакал, заплакал по-детски, ревя навзрыд и не задумываясь ни о чем. Я стоял под душем, кровь стекала с меня струями и окрашивала воду в ярко-алый цвет. И я видел, как этот цвет уходит в водосток, в канализацию и, возможно, впоследствии своими кровавыми соками поит черных крыс с глазами-бусинками. От этого видения меня стошнило во второй раз.
Мама долго стучалась в дверь. Я никак не мог очнуться и отойти от шока. Максимум, на что меня хватило — так это отмыть тело от крови и смыть её следы в ванне. Делал я это автоматически, не задумываясь. Мама продолжала стучать, что-то быстро и с волнением говоря через дверь. Я, наконец, открыл дверь и на её вопросительный взгляд ответил:
— Я просто отравился, мам, всё в порядке.
«Ага, в порядке, не считая того, что я убил человека», — подумал мой уже полубезумный мозг. Пока рвотный рефлекс снова не вывернул уже пустой желудок, я быстро лег спать.
На следующий день я чувствовал себя лучше и внушил себе мысль, что это помутнение рассудка. Никакого убийства не было, я просто обмазал себя вареньем, краской, кетчупом или неважно какой дрянью. Или сошел с ума. Последний вариант казался самым притягательным, потому что был самым нелогичным. Ведь когда ты сумасшедший, ты можешь всё, и тебе всё прощается. Я весь день пытался мысленно сделаться сумасшедшим, старался придумать что-то ненормальное, но к концу дня оставил эти жалкие попытки. Как бы я ни старался, я не мог. Мой мозг функционировал, как обычно, я не мог даже нафантазировать розовых слоников, парящих в небесах — что уж говорить о жестоком убийстве?
Выходя из ВУЗа, к своему величайшему ужасу, я снова увидел Еву. Она стояла на противоположной стороне дороги и, улыбаясь, как ни в чем не бывало, смотрела прямо на меня. Увидев её, я резко повернул назад в университет. И не просто повернул, а помчался обратно как можно быстрее, по дороге расталкивая выходящих ребят. Мой друг Ваня Горкин остановил меня и спросил:
— Ты куда так летишь? Забыл чего?
Я, не слушая его, оглянулся назад. Евы не было. Сердце стучало так, что мне показалось, что Ванька тоже должен был слышать его стук.
— Нет, ничего, — сказал я как можно спокойнее. — Ты не мог бы проводить меня до метро?
Ванька удивился, но, видимо, мой бледный вид произвел на него впечатление, и он кивнул. Мы шли молча, я постоянно озирался по сторонам, до смерти боясь увидеть хотя бы мельком знакомое черное платье. Пару раз я даже вскрикивал, чем сильно напугал Ваньку. По его лицу было видно, что он уже жалеет, что проводит меня.
Когда оставалось пройти несколько метров до метро, кто-то сзади вдруг схватил меня за руку и потянул куда-то в сторону от друга. Я обернулся и окаменел от испуга. Это была Ева, и она улыбалась мне, но чувствовал её всепоглощающий и сжигающий все на своем пути гнев.
— Куда это ты, милый? У нас сегодня много дел, — сказала она и повела меня, как и в первый раз, полностью потерявшего волю, куда-то в сторону. Последним усилием я повернул голову в сторону друга, но его уже не было.
Всё случилось как в первый раз — я не контролировал свои движения. Но теперь я не терял сознания. Мы находились в каком-то подвале, передо мной на коленях стояли двое мужчин, они плакали. Настоящие взрослые мужчины, наверное, старше меня возрастом, плакали, как новорожденные младенцы. Я слышал лишь свой оглушительный смех, наполняющий подвал громоподобным звуком. Ева стояла в стороне, презрительно ухмыляясь. Потом она кивнула мне — нет… другому мне. Другой я взял кухонный нож и встал позади мужчин. Они продолжали плакать и умоляли меня пощадить их. Предлагали деньги, квартиры, машины, всё, что угодно, но я молчал и с размаху располосовал одному горло от уха до уха. Второй истошно завопил, и со второго размаха я засадил ему нож прямо в ухо. Два тела с тяжелым стуком упали на бетонный пол, как мешки картошки.
Дело было кончено. Я обернулся, чтобы поласкать Еву, ведь всё, что я сделал, я делал для неё.
Увидев, то, что стояло на месте Евы, я (внутренний, настоящий я) ужаснулся. Это было черное сморщенное существо с большими бездонными черными глазами, а на голове у него были маленькие красные рога цвета крови, и это существо протянуло ко мне свои когти, как у коршуна. Другой я как будто не заметил подмены и пошел обнимать это существо. Я в ужасе смотрел на ЭТО вблизи, и на расстоянии моей ладони оно было ещё ужаснее. Кожа существа была обугленной, как будто его жарили в преисподней, откуда, без сомнения, он вышел. Оно посмотрело мне в глаза и сказало грубым, как голос кузнеца, голосом:
— Спасибо.
Потом резко сорвало с моей руки браслет и растворилось во мраке.
Я открыл глаза, закрыл. Потом снова открыл, но картина не менялась — на этот раз я не оказался дома. Я упал, обессиленный, на пол рядом с трупами и лежал так до прибытия полиции. Говорят, когда меня нашли, я лежал в луже чужой крови, смотрел перед собой стеклянным невидящим глазом и всё повторял: «Оно вернется. Оно не бросит меня, не бросит! Это несправедливо!».
Но жизнь вообще несправедлива.
На допросах я всё время молчал. А что я мог сказать?.. Дальше меня отправили на судебно-психиатрическую экспертизу, и я не сомневался, что меня признают вменяемым. Как бы я ни хотел, но психом я не был и не стал.
Единственное, что меня хоть как-то успокоило — это то, что моим жертвам тоже не особо сочувствовали. Оказалось, что первая жертва — это бывший зек, отсидевший за двойное изнасилование пятнадцать лет. Остальные двое — грабители и рецидивисты, которые были объявлены в международный розыск, но никто не мог их найти: они постоянно меняли место жительства. И знаете, что сделал я? Я не просто нашел их за городом на заброшенном военном полигоне — я каким-то образом забрался на четырехметровую высоту, выбил вентиляционную решётку и прополз шесть метров по трубе. Потом я выпрыгнул из ниоткуда и… Остальное вы знаете.
Теперь я все рассказал, и только вам решать, верить мне или нет. Меня все равно посадят. Адвокат разводит руками и говорит, что не меньше двадцати лет дадут за особую жестокость, но, похоже, не особо мне сочувствует. Смотрит с отвращением, как на дохлую крысу, и я его понимаю.
Как только представится случай, я покончу с собой. Боли и смерти я не боюсь, а на рай, как вы сами понимаете, я даже не претендую. Вчера перед плачущей мамой изобразил сумасшествие, чтобы не расстраивать — пусть лучше думает, что её сын сумасшедший.
Когда я размышляю над тем, что произошло, то понимаю, что был оружием. Но в чьих руках? Ангела? Демона? Кто такая Ева, и как много таких «Ев» бродят по земле, «вычищая» её от убийц, насильников, педофилов и других выродков человеческой расы? И как много таких, как я, невинных жертв «временного помутнения разума»?
Иногда я думаю, что существуют настолько отвратительные и мерзкие люди, что даже дьявол не может смириться с их существованием, и тогда в дело вступает она. Ева.
Мы протанцевали с ней всю ночь. Конечно, многим это покажется глупым, но я по уши влюбился в эту девушку с первой минуты. Было в ней что-то цыганское, чертовски манящее. Естественно, после танцев мы пошли ко мне. Сказать по правде, это был самый лучший секс в моей жизни. Только во время оргазма кое-что мне показалось странным, но тогда я не обратил на это внимания. Её лицо. Оно вдруг стало сморщенным и старым, как гнилой чернослив. Я вскрикнул, но через мгновение передо мной снова предстала потрясающей красоты девушка. Я успокоился, списав всё на обманчивый лунный свет. Луна в тот день была белая и полная, как глаз мертвеца.
Наутро Ева исчезла, правда, оставив на прощание записку: «Эта ночь была потрясающей. Мы могли бы повторить как-нибудь. (номер телефона) Носи это с любовью».
Когда я положил записку на место, то вдруг заметил рядом с нею незамеченный мной ранее небольшой браслет. Кожаный, черный, с какими-то непонятными знаками и символами, вырезанными прямо на коже. «Так вот что я должен носить с любовью», — подумал я. И я носил его. Носил, не снимая.
Мне не пришлось самому звонить по этому номеру — на следующий день она сама нашла меня. Я шел после ВУЗа и увидел её. В черном платье и в черных чулках она выглядела потрясающе. Она улыбнулась мне и спросила:
— Ты носишь мой браслет?
— Конечно, Ева. Он весьма неплохо смотрится с моим костюмом, — ответил я и поцеловал её. Она позволила сделать это, но мне показалось, что весьма неохотно. Она была чем-то встревожена и нетерпеливо перебирала руками, как наркоманка, нуждающаяся в дозе.
— Я должна тебе кое-что рассказать, и ты должен мне помочь, — сказала она и достала из кармана смятый газетный лист.
Я удивился такому повороту, но взял его и начал читать. Это оказались криминальные сводки с позапрошлой недели.
«10 августа в районе Золотовки, по улице Крылова, 67, произошло зверское изнасилование с последующим убийством. Преступник не найден».
«13 августа по улице Оловянная, 13, семья из четырёх человек была застрелена из двустволки. Преступник не найден».
Я прочитал и посмотрел на Еву. Её глаза горели каким-то странным непонятным мне огнем, я кожей чувствовал исходящую от неё немую ярость и никак не мог понять его причины.
— Что с тобой? — только и спросил я.
— Я знаю убийц, — просто сказала она, продолжая сверкать глазами.
Этого я никак не ожидал. Она по-настоящему стала пугать меня.
— Откуда ты знаешь? — спросил я, но она тихонько прикоснулась до моей руки примерно в районе браслета и сладко пропела:
— Не волнуйся, милый. Всё будет хорошо, просто пошли со мной.
И тут произошло то, чего я никак не ожидал. Я просто пошел за ней, молча, не произнося никаких слов или возражений, хотя таковые имелись. Казалось, моя воля отключилась, и я просто делал то, что мне велят. Мало того, мое сознание также стало отключаться.
Очнулся я рядом с изуродованным трупом мужчины в какой-то незнакомой мне квартире. Я был весь в крови. Ева стояла в сторонке, скрестив руки на груди, и улыбалась. Она была счастлива. Я заставил её улыбаться и быть счастливой, а значит, не имело значения, что мне пришлось сделать для этого. Я вроде улыбнулся ей в ответ, и она сказала:
— Он — насильник и убийца. Ты сделал хорошее дело, Олег, — она впервые назвала меня по имению. Затем она подошла ко мне поцеловала так страстно, что я закрыл глаза от удовольствия.
Когда я их открыл, то оказался дома, на диване. Мама сидела со мной рядом и смотрела какую-то передачу по Первому каналу. Я был весь в поту из-за приснившегося кошмара. Посмотрел на время — было шесть часов вечера.
— Ты чего так поздно пришел сегодня? Обычно в час уже за компьютером, а тут аж в пять заявился. Девушка наконец появилась? — спросила мама.
Моё сердце ухнуло вниз. Я не помнил ничего, кроме тех ужасных сцен, которые мне приснились. Но не могло же это произойти в самом деле?
— Не знаю, — ответил я и, пощупав руку, ощутил привкус дикого страха во рту. На руке был тот самый браслет. Я встал и пошел в ванную. Мама все это время не сводила с меня обеспокоенных глаз.
«Если бы это все было правдой, то моя рубашка была бы пропитана кровью насквозь», — подумал я. Но моя рубашка была идеально чистой, даже не было типичных для парней круглых потных пятен. Это меня и насторожило.
Я решил снять рубашку. Когда дело было сделано, я кинул её в сторону и посмотрел в зеркало. От ужаса у меня зашевелились волосы на голове. Резкий рвотный импульс согнул меня пополам, и я в считанные секунды опустошил свой желудок прямо на пол. Весь мой торс был в засхошей крови, на нем не было ни единого участка белой кожи. Я открыл душ и залез в ванную, все ещё тяжело дыша и не веря в случившееся.
«Я убийца… убийца, — проносилось у меня в голове. — Моя жизнь кончена. Кончена».
И я заплакал, заплакал по-детски, ревя навзрыд и не задумываясь ни о чем. Я стоял под душем, кровь стекала с меня струями и окрашивала воду в ярко-алый цвет. И я видел, как этот цвет уходит в водосток, в канализацию и, возможно, впоследствии своими кровавыми соками поит черных крыс с глазами-бусинками. От этого видения меня стошнило во второй раз.
Мама долго стучалась в дверь. Я никак не мог очнуться и отойти от шока. Максимум, на что меня хватило — так это отмыть тело от крови и смыть её следы в ванне. Делал я это автоматически, не задумываясь. Мама продолжала стучать, что-то быстро и с волнением говоря через дверь. Я, наконец, открыл дверь и на её вопросительный взгляд ответил:
— Я просто отравился, мам, всё в порядке.
«Ага, в порядке, не считая того, что я убил человека», — подумал мой уже полубезумный мозг. Пока рвотный рефлекс снова не вывернул уже пустой желудок, я быстро лег спать.
На следующий день я чувствовал себя лучше и внушил себе мысль, что это помутнение рассудка. Никакого убийства не было, я просто обмазал себя вареньем, краской, кетчупом или неважно какой дрянью. Или сошел с ума. Последний вариант казался самым притягательным, потому что был самым нелогичным. Ведь когда ты сумасшедший, ты можешь всё, и тебе всё прощается. Я весь день пытался мысленно сделаться сумасшедшим, старался придумать что-то ненормальное, но к концу дня оставил эти жалкие попытки. Как бы я ни старался, я не мог. Мой мозг функционировал, как обычно, я не мог даже нафантазировать розовых слоников, парящих в небесах — что уж говорить о жестоком убийстве?
Выходя из ВУЗа, к своему величайшему ужасу, я снова увидел Еву. Она стояла на противоположной стороне дороги и, улыбаясь, как ни в чем не бывало, смотрела прямо на меня. Увидев её, я резко повернул назад в университет. И не просто повернул, а помчался обратно как можно быстрее, по дороге расталкивая выходящих ребят. Мой друг Ваня Горкин остановил меня и спросил:
— Ты куда так летишь? Забыл чего?
Я, не слушая его, оглянулся назад. Евы не было. Сердце стучало так, что мне показалось, что Ванька тоже должен был слышать его стук.
— Нет, ничего, — сказал я как можно спокойнее. — Ты не мог бы проводить меня до метро?
Ванька удивился, но, видимо, мой бледный вид произвел на него впечатление, и он кивнул. Мы шли молча, я постоянно озирался по сторонам, до смерти боясь увидеть хотя бы мельком знакомое черное платье. Пару раз я даже вскрикивал, чем сильно напугал Ваньку. По его лицу было видно, что он уже жалеет, что проводит меня.
Когда оставалось пройти несколько метров до метро, кто-то сзади вдруг схватил меня за руку и потянул куда-то в сторону от друга. Я обернулся и окаменел от испуга. Это была Ева, и она улыбалась мне, но чувствовал её всепоглощающий и сжигающий все на своем пути гнев.
— Куда это ты, милый? У нас сегодня много дел, — сказала она и повела меня, как и в первый раз, полностью потерявшего волю, куда-то в сторону. Последним усилием я повернул голову в сторону друга, но его уже не было.
Всё случилось как в первый раз — я не контролировал свои движения. Но теперь я не терял сознания. Мы находились в каком-то подвале, передо мной на коленях стояли двое мужчин, они плакали. Настоящие взрослые мужчины, наверное, старше меня возрастом, плакали, как новорожденные младенцы. Я слышал лишь свой оглушительный смех, наполняющий подвал громоподобным звуком. Ева стояла в стороне, презрительно ухмыляясь. Потом она кивнула мне — нет… другому мне. Другой я взял кухонный нож и встал позади мужчин. Они продолжали плакать и умоляли меня пощадить их. Предлагали деньги, квартиры, машины, всё, что угодно, но я молчал и с размаху располосовал одному горло от уха до уха. Второй истошно завопил, и со второго размаха я засадил ему нож прямо в ухо. Два тела с тяжелым стуком упали на бетонный пол, как мешки картошки.
Дело было кончено. Я обернулся, чтобы поласкать Еву, ведь всё, что я сделал, я делал для неё.
Увидев, то, что стояло на месте Евы, я (внутренний, настоящий я) ужаснулся. Это было черное сморщенное существо с большими бездонными черными глазами, а на голове у него были маленькие красные рога цвета крови, и это существо протянуло ко мне свои когти, как у коршуна. Другой я как будто не заметил подмены и пошел обнимать это существо. Я в ужасе смотрел на ЭТО вблизи, и на расстоянии моей ладони оно было ещё ужаснее. Кожа существа была обугленной, как будто его жарили в преисподней, откуда, без сомнения, он вышел. Оно посмотрело мне в глаза и сказало грубым, как голос кузнеца, голосом:
— Спасибо.
Потом резко сорвало с моей руки браслет и растворилось во мраке.
Я открыл глаза, закрыл. Потом снова открыл, но картина не менялась — на этот раз я не оказался дома. Я упал, обессиленный, на пол рядом с трупами и лежал так до прибытия полиции. Говорят, когда меня нашли, я лежал в луже чужой крови, смотрел перед собой стеклянным невидящим глазом и всё повторял: «Оно вернется. Оно не бросит меня, не бросит! Это несправедливо!».
Но жизнь вообще несправедлива.
На допросах я всё время молчал. А что я мог сказать?.. Дальше меня отправили на судебно-психиатрическую экспертизу, и я не сомневался, что меня признают вменяемым. Как бы я ни хотел, но психом я не был и не стал.
Единственное, что меня хоть как-то успокоило — это то, что моим жертвам тоже не особо сочувствовали. Оказалось, что первая жертва — это бывший зек, отсидевший за двойное изнасилование пятнадцать лет. Остальные двое — грабители и рецидивисты, которые были объявлены в международный розыск, но никто не мог их найти: они постоянно меняли место жительства. И знаете, что сделал я? Я не просто нашел их за городом на заброшенном военном полигоне — я каким-то образом забрался на четырехметровую высоту, выбил вентиляционную решётку и прополз шесть метров по трубе. Потом я выпрыгнул из ниоткуда и… Остальное вы знаете.
Теперь я все рассказал, и только вам решать, верить мне или нет. Меня все равно посадят. Адвокат разводит руками и говорит, что не меньше двадцати лет дадут за особую жестокость, но, похоже, не особо мне сочувствует. Смотрит с отвращением, как на дохлую крысу, и я его понимаю.
Как только представится случай, я покончу с собой. Боли и смерти я не боюсь, а на рай, как вы сами понимаете, я даже не претендую. Вчера перед плачущей мамой изобразил сумасшествие, чтобы не расстраивать — пусть лучше думает, что её сын сумасшедший.
Когда я размышляю над тем, что произошло, то понимаю, что был оружием. Но в чьих руках? Ангела? Демона? Кто такая Ева, и как много таких «Ев» бродят по земле, «вычищая» её от убийц, насильников, педофилов и других выродков человеческой расы? И как много таких, как я, невинных жертв «временного помутнения разума»?
Иногда я думаю, что существуют настолько отвратительные и мерзкие люди, что даже дьявол не может смириться с их существованием, и тогда в дело вступает она. Ева.
Комментариев нет:
Отправить комментарий