Пишу в поезде, еду без билета, дал на лапу проводнице. Для себя пишу, привык к ежедневным отчетам. Напишу — прочитаю, как это все выглядит со стороны.Я врач в поселковой больнице, главный и единственный, только чёрта с два я вам вернусь туда. А, ну да, еще вечно беременная курица с глазами-плошками — акушер-гинеколог, из местных. Если кто в поселке забеременеет — идут к ней, чай пить и на мужей жаловаться. А если осложнения — это ко мне. Я ж и терапевт, и ЛОР, и хирург. И патологоанатом. Рядом лес рубят под заводскую стройку — так работники тоже ко мне. Один из десяти по-русски понимает. Зато платят наличными, я из этих денег местных мужиков в санитары нанимаю, чтоб физическая сила под рукой была.
Сегодня двое притащили третьего. Со стройки. Они там в вагонах живут, вот эти вроде как соседи. Несколько дней назад в лес пошли, по грибы. Грибов им захотелось. Грибочков. Разошлись по сторонам. Тут этот, которого принесли, орет. В топь угодил, запнулся о корягу — и прямо спиной. Вытащили. Вся спина в черной жиже — щиплет, говорит. Пока до вагонов своих дошли, ему поплохело. Водкой подлечили. На следующий день ходил сонный, в глазах темнело, бригадир отправил в отгул. Вечером упал на пол, в горле захрипело, сознание потерял. Соседи, идиоты, решили, что сон — лучшее лекарство. После водки, надо полагать. Утром проснулись — он у своей койки стоит, к ним спиной. Звали, не дозвались. Простые люди, не отвечает человек — значит, не хочет! Ушли на смену.
Возвращались в вагончик, слышали, что он там ходит. Зашли — стоит в углу. Лицом в угол. И вслед за их движением спиной поворачивается. Попробовали к нему подойти — он так, задом наперед, и прыгнул.
Ко мне его притащили связанным. Санитары, которые встретили эту троицу, уже готовили смирительную рубашку. Он висел у них на руках, хрипя, но когда вошел я — выпрямился и посмотрел на меня... Спиной посмотрел, спиной. То самое движение, которым человек оборачивается, чтобы взглянуть на кого-то и замирает, уставившись. Но его голова была вяло опущена, а спина — напряжена, и эта спина поворачивалась за мной, куда бы я ни шел. Мало того — она хотела добраться до меня.
Как люди ходят задом наперед? Сгибают ногу, отводят назад, нащупывают опору. Здесь было иначе: спина рвалась ко мне из рук санитаров, пытаясь выбросить ноги так, словно они должны были гнуться в обратную сторону. Но они не гнулись.
Под одеждой спина оказалась покрыта черными бородавками. От плеч до копчика — плоские и выпуклые, размером с горошину.
Я приказал «обработать», чувствуя, что санитары вот-вот взбунтуются. На такое они не нанимались. Но мне на их нежные чувства было наплевать — смотрела-то она на меня.
Во время обработки спиртом лесоруб поднимался на коленях и локтях, наклонялся в мою сторону, выгибался горбом.
Закатали в рубашку, заперли в холодный подвал — вытрезвитель, он же морг. К ночи лесоруб скончался. Я зафиксировал факт смерти, велел санитарам обмыть тело и стал думать, как сделать так, чтобы мне его не вскрывать. Чтобы спихнуть его на районную больницу, мне нужна была причина. Чтоб найти причину — нужно было его вскрыть. Замкнутый круг.
Я заполнил все бумаги, накачался чаем, открыл дешевый подаренный коньяк. В два часа ночи решил, что боязнь трупов — это как раз то, чего мне в жизни не хватало. Взял инструменты, бланки и пошел.
Дернуло меня, когда уже руку на засов положил. Вот оно, передо мной — окошко в двери морга-вытрезвителя. Закрытое на шпингалет, закрашенное слоями краски — не пользовались никогда. Так почему не сейчас? Скальпелем расковырял краску.
Она стояла в метре от двери. Голова человека болталась на безжизненной шее, руки висели веревками, но голая спина и ноги с выступающими на них бородавками смотрели очень внимательно.
Я даже не знаю, куда едет поезд. Я не завидую тому, кто завтра полезет в морг. Может, хватит ума заглянуть в окошко. Я же не хочу касаться этой дряни никак, никаким образом. И не ищите, нет меня, пропал, уволился, послал всех к черту. Сучья жизнь…
Комментариев нет:
Отправить комментарий