Детские гробы

Эту историю поведала мне моя тетя. Она редко приезжает к нам в гости, так как живет аж в Иркутске, и до нашего Подмосковья ей добраться непросто. Я люблю поболтать с ней. Она прекрасный рассказчик, имеющий в "багаже" множество историй из жизни. Одну из них я хочу представить вашему вниманию. Я позволила себе немного художественно обработать эту историю, но саму суть ее оставила нетронутой. Она получилась длинная, поэтому заранее извиняюсь, и прошу вашего терпения. Далее рассказ пойдет от лица тети.

"Детство и молодость мои прошли в Новосибирской области. Поселок наш был большой, и располагался в красивых местах. Нам, детям, всегда было раздолье для игр и всяческих затей. У нас ведь не было телевизоров, и прочего всякого. Поэтому мы целыми днями бегали по улице, выдумывая всевозможные игры. Компания была большая и веселая. Весь наш класс был одной дружной компанией. Особенным заводилой, лидером был мой одноклассник Егор. Настоящий сибиряк - красивый, крепкий, румяный, улыбчивый парень. Прекрасный танцор, да еще и на баяне играл отлично. Ну, в общем, первый парень на деревне, как говорится. Мы, девчонки, были влюблены в него поголовно. Даже те, что были из классов постарше. А он ни одну из девочек никогда особенно не выделял, и всегда относился ко всем ровно, по-дружески. Шло время, мы росли. Окончили школу, половина класса разъехались из поселка кто куда - учиться, работать. Егор отслужил в армии, вернулся в поселок уже не мальчиком, а красавцем - молодым мужчиной. Даже замужние женщины провожали его восхищенными взглядами, не говоря уже о невестах поселка, которые ходили за ним "табунами", вздыхая. Он по-прежнему был все тем же веселым заводилой, но никому из девушек предпочтения не отдавал, хотя красавиц у нас хватало.
Родители Егора уже всерьез взялись за него: "Жениться тебе, сын, пора, работа есть у тебя, пора остепеняться. Ищи себе жену, а то скоро все бабы в поселке из-за тебя перессорятся, да и свахи местные нас с отцом уже замучили своими намеками. Чуть ли не со списком невест под дверью стоят".
А Егор послушает-послушает, да промолчит.
Однажды в поселок приехала большая цыганская семья. Не кочевые цыгане, оседлые. Семья большая, детей девять человек. Всех возрастов. Дали им участок, построили они дом, стали жить и работать. С местными не очень общались, с недоверием относились ко всем, держались особняком. Детишки их во дворе целыми днями играли, на улицу не ходили.
Все мы любили ходить на местную речку, купались, рыбу ловили, благо ловилась она отлично. Вот и Егор тоже часто ходил рыбачить. В один из жарких летних дней он, искупавшись, растянулся на солнышке возле воды и задремал. Разбудили его отчаянные крики. Он вскочил и увидел барахтающегося посреди реки мальчишку и мечущуюся в отчаянии по берегу девушку, кричащую и плачущую. Егор, не раздумывая, прыгнул в речку и вытащил горе-пловца из воды. Это были дети из цыганской семьи - одна из старших девочек и ее младший брат. Мальчик заплыл далеко от берега, и по какой-то причине стал тонуть. Егор помог мальчишке отплеваться, и проводил его с сестрой до дома.
Эту девушку звали Шукар, что по-цыгански значит "красавица". Она и вправду была удивительно хороша: тонкая и гибкая, как веточка. Белая кожа, нежный румянец. Черные густые волнистые волосы до середины бедра, и огромные черные глазищи - омуты, а не глаза. Вот и утонул наш Егор в этих омутах. Совсем пропал парень. Так и ходит за Шукар по пятам. Только ее видит и слышит, больше никого. А она знай себе смеется. Замечательный смех у нее был, как ручеек звонкий. Местные девки на стену лезли от зависти, и трубили на всех углах, что цыганская ведьма Егора приворожила. Родители Шукар как заметили, что за ней русский парень ходит, заперли ее дома, со двора не пускали. Егор чуть ли не поселился у ограды их двора. Целыми днями стоит, смотрит, как Шукар то работает по хозяйству, то с младшими детьми играет во дворе. Отец цыганского семейства не раз гнал его прочь. А Егор, словно пес, отойдет, походит, да опять стоит у двора. Ничего с собой поделать не мог.
Раз как-то явился Егор к родителям. Говорит: "Люблю одну девушку, жить без нее не могу. Буду свататься".
Родители обрадовались сначала, но как узнали, кого себе сын выбрал, стали его отговаривать: "Что ты, сын, делаешь? Зачем тебе цыганка, неужели тебе мало невест местных - красавиц много, только выбирай. Не нужны нам внуки-цыганята..." - и все в таком роде. Егор же уперся насмерть: "Люблю, жить не могу без нее. Если не на ней, то лучше совсем не женюсь".
Чахнуть парень стал. Стал сам не свой. Печальный, неразговорчивый. Мать его пожалела, стала отца уговаривать: "Пойдем к цыганам, поговорим, посмотрим на эту Шукар поближе. Жалко сына. Пропадет парень. Ведь сам на себя не похож. Словно столб соляной, бледный, молчаливый. Как бы он что с собой не сделал, отец. Сердцу не прикажешь". Ну, решили. Собрались идти сватать юную цыганскую красавицу за Егора. Пришли к цыганам. Рассказали все как есть. Но родители Шукар сразу им "от ворот поворот" дали. Красавица Шукар уже, оказывается, давно была просватана за какого-то жениха из уважаемой цыганской семьи. И никто ничего менять не собирался. Мнения Шукар никто не спрашивал, и ослушаться родителей она не смела. Родители Егора хотели поговорить с ней самой, но этого им не позволили. Так и ушли ни с чем...
Егор продолжал сильно тосковать. Сколько раз ходил к дому цыган, чтоб хоть посмотреть на Шукар, но ее теперь даже и во двор не выпускали. Заперли, как в крепости. Сломался парень. Стал пить. Родители правдами и неправдами уговорили его уехать из поселка. Егор завербовался на работу на какую-то большую коммунистическую стройку тех лет и уехал. Вскоре в поселке сыграли шумную цыганскую свадьбу. Муж увез Шукар из тех мест, куда - неизвестно.
Прошло несколько лет. Егор приехал к родителям с молодой женой. Тихая, милая такая девушка Люба. Жили мирно, не ссорились. Только детей все не было у них. Сильно Любовь горевала по этому поводу. Ездила лечиться и в больницах, и к бабушкам всяким ходила. Все без толку.
Время шло. В цыганской семье дети повырастали, разъехались. Родители состарились, и кто-то из детей их забрал жить к себе. Большой цыганский дом опустел и стоял с забитыми окнами. А Егор, как мимо этого дома идет, остановится, задумается, сдвинет брови, да так и стоит подолгу. О чем-то своем думает.
Вот раз шел он, как обычно, с работы. Смотрит - в цыганском доме досок на окнах нет, свет горит. Он, сам не ведая, что делает, зашел в калитку, постучал в дверь. Дверь открыла... Шукар. Все такая же красавица. Егор зашатался как пьяный. Побледнел. Не смог ничего сказать, молча развернулся и ушел. Он-то был уверен, что смог забыть ее, а оказывается - нет. Увидел ее - как ножом по сердцу резануло.
А вернулась Шукар в поселок потому, что овдовела. Убили, говорят, мужа ее. У нее к тому времени подрастало двое маленьких детей. Она решила вернуться в родительский дом.
С этого вечера пришел конец покою в семье Егора. Снова, как много лет назад, ходит он сам не свой. Стоит у двора Шукар. Жена его, Люба, от тоски воет, на коленях перед ним стояла, уговаривала уехать. А он, как помешаный, все твердит: "Прости, Любаня, не смог я забыть ее. Я теперь или с ней буду, или мертвый буду." А Шукар с Егором даже не говорила, не подпускала его к себе. Только ему от этого не легче. Тогда Люба пришла к Шукар, бросилась ей в ноги. Стала просить уехать. Шукар не согласилась. И случилась тогда большая беда.
Раз ехал Егор с женой из города, и вдруг завидел на дороге Шукар с детьми. Они шли на реку. Шукар хлопала в ладоши и пела веселую цыганскую песню, дети смеялись и приплясывали босыми ножками. Егор резко затормозил, выскочил из мотоцикла, на котором они с женой ехали, бросился к Шукар, обхватил ее крепко и зарыдал, как зверь дикий завыл. Кричит: "Шукар, не могу я так жить больше! Пожалей ты меня, черно у меня перед глазами, не вижу света белого. Люблю тебя! Безумно люблю, нет мне жизни без тебя! Будь со мной! На руках тебя до конца дней носить стану, следы твои целовать! Детей твоих усыновлю, воспитаю как родных!". Люба, слыша и видя это, сидела бледная, как смерть. Дети плакали от страха. А Шукар спокойно и тихо сказала: "Прости меня, Егор. Не могу я быть с тобой. Дороги наши в разные стороны идут. Я любила тебя, и страдала, когда меня замуж выдали. Да только теперь уже поздно. Не хочу я тебя с женой разлучать, она тебе еще сына родит. А я уеду, подальше от беды. Ты, Люба, тоже прости. Не виновата я перед тобой ни в чем...".
Егор как это услышал, обезумел вовсе. Кричит: "Будь ты проклята, цыганская ведьма! Все сердце ты мне изорвала, жизнь погубила, не прощу тебе! Пожалеешь, стерва. Кровавыми слезами отплачешь за то, что поиграла мной!". Сказал, и, прыгнув на мотоцикл, уехал.
С этого времени совсем плохой стал. На работу ходить бросил. Все сидел на крыльце, курил, молчал. Что-то обдумывал. И вот однажды по поселку пронеслась недобрая весть: у Шукар пропали дети. Они часто гуляли одни, пока Шукар работала - но всегда вовремя возвращались, мать их приучила к строгости. А в один из дней они не вернулись домой. Искали всей деревней, не нашли. Приехала милиция, пришли в дом к Шукар, писать показания. Тут дверь неожиданно распахнулась, вошел Егор. Сел, и, не отрываясь глядя на Шукар, стал давать показания. Он рассказал, что это он забрал детей, что был в каком-то помешательстве, что не помнит, куда он их отвел, и что сделал с ними. Шукар помертвела, медленно подошла к Егору. Глаза у нее стали страшные, пустые. Она крепко взяла его за запястья, и долго пристально смотрела ему в глаза в полной тишине. Потом отвернулась и молча вышла из дома.
Прибыла поисковая группа со служебной собакой, которая привела по следу к небольшой топи в ближнем лесу. Там след обрывался. Никто так и не узнал, что случилось с несчастными детьми. Шукар тоже пропала, розыск ничего не дал. Люди говорили, что видели ее бродящей вокруг топи, ищущей что-то. А потом она совсем исчезла. Дело закрыли. Егора осудить не смогли, так как признали невменяемым. Он долго был на принудительном лечении в психиатрической больнице. Вернулся совсем седым, стариком, хотя ему еще сорока пяти лет не было. Как и сказала когда-то Шукар, Люба родила Егору сына. А Егор увлекся столярным делом. Целыми днями пилил и строгал что-то в сарае. Никого, никогда не пускал туда. Один раз Люба потихоньку заглянула в сарай, когда Егор там столярничал, и ужаснулась: больше половины помещения занимали сделанные Егором детские гробики. Много. Она тихо подошла к мужу и спросила его: "Зачем это, Егор?", а он ответил: "Плачут дети... холодно им, холодно...". Видно, что-то он помнил из того, что сделал с детьми Шукар. Когда попытались вынести и уничтожить эти детские гробики, Егор так кричал и бился, что от этой затеи отказались. Егора снова поместили в психушку, где он потом умер".
Вот так... Не успела Шукар уехать от беды, как хотела.

Снегурочка Настя

Хочу Вам рассказать о том, что осталось в моей памяти из детства. В наше село приехала на жительство новая семья: бабка с внучкой. Спустя некоторое время? люди заговорили о том, что бабка эта – колдунья, но рассказ мой не о ней, а о внучке.
Новенькую посадили за одну парту со мной. Я никогда не хотел сидеть с девчонкой, но с нашей классной руководительницей не поспоришь, ее побаивались все в нашей школе. Здоровая, под два метра ростом, в ботинках 44 размера, она возвышалась над нами, как каланча. Она видела и слышала все, что мы делаем или пытаемся сделать.
Новенькую девочку звали Надей, она приехала к нам из деревни со странным названием – Нахаловка. Название ее бывшей деревни никак не подходило к внешности этой девчонки. Она сидела тихо и слушала внимательно, а когда решала примеры, то голову склоняла к плечику и от усердия прикусывала язык. Ссориться с ней было не из-за чего, и мы с ней, как ни странно, подружились.
Однажды, когда мы с ней шли в школу (нам было по пути), я признался, что совершенно не готов к уроку, а Дылда (такая кличка была у нашей классной) обещала вызвать меня к доске.
Надя выслушала меня и сказала: "Не вызовет, не бойся". Я ничего ей не возразил, потому что знал: если уж Дылда сказала, что вызовет, то будь уверен – так оно и будет. Дылда никогда не бросает слов на ветер.
Весь урок я просидел, затаив дыхание, но к доске меня так и не вызвали. Только не подумайте, что я был лентяй; мне нравилось учиться, но у моего отца время от времени случались запои. В эти дни в доме были крики и слезы, и учить уроки было просто невозможно.
Не знаю зачем, но я об этом рассказал Наде. К моему изумлению, она сняла с себя крест, подала его мне и сказала: "Опусти мой крест в стакан с водкой, когда отец отвернется, и он больше никогда пить не будет".
Я взял в руки крест с каким-то смешанным чувством. Я верил и не верил в то, что сказала мне Надя. Дома батя продолжал гудеть – так говорила о его запоях моя мать. Я изловчился и окунул крест в вино отца.
Примерно через минуту я увидел, как моего отца буквально выворачивает от выпитого вина. "Допился", – кричала мать, а отец изнемогал в приступах рвоты.
С этого дня, как только он начинал пить, его рвало. Потом он совсем бросил пить, к великой радости всей нашей семьи.
Мне не раз приходилось видеть, как Надя делала невероятные вещи. Она могла остановить кровь. Собаки, даже самые злые, поджимали хвост и убегали.
А однажды, на Новый год, Надю попросили быть Снегурочкой. Но в самый последний момент вместо нее назначили дочь завуча. Я видел на Надиных щеках слезы: получилось, что она напрасно шила костюм Снегурочки.
Надя выбежала из актового зала, и тут же ни с того, ни с сего вспыхнула и загорелась наряженная елка.
Елку погасили, но праздник был отменен. Я слышал, как все взрослые говорили, что произошло короткое замыкание. Но я-то знал, что это произошло, потому что обидели Надю. А колдунью никогда не следует обижать!

Рождественская история

Ровно год назад, под Рождество, в загородном доме, а точнее сказать, старом родовом замке одного богатого финского землевладельца собралось многолюдное общество. Всё здесь было окрашено гостеприимством, унаследованным от наших предков, на всём лежала печать средневековых обычаев, связанных с преданиями и суевериями, финскими и русскими. Последние были завезены сюда с берегов Невы женщинами, владевшими в разное время замком.
В доме наряжали рождественские ёлки и готовились к гаданию. В этом старинном замке на стенах висели покрытые плесенью мрачные портреты знаменитых предков, дам и рыцарей, были здесь и пустынные башни с бастионами и готическими окнами, и таинственные коридоры, и тёмные бесконечные погреба, с лёгкостью превращавшиеся в потайные ходы и подземелья, в темницы, населённые беспокойными призраками героев местных легенд. Короче говоря, всё в этом замке располагало к страшным романтическим историям. Но увы! На сей раз они нам не понадобятся. В нашем рассказе эти добрые старые ужасы не будут играть той роли, которая им обычно отводится.
Главный его герой — ничем не примечательный человек. Назовём его Эрклером. Итак, доктор Эрклер, профессор медицины, немец по отцу и вполне русский по матери и по образованию, полученному в России, ничем особенным не выделялся, хотя был довольно крепкого телосложения. И тем не менее с ним случались весьма необычные вещи.
Как оказалось, Эрклер был заядлым путешественником. По собственной воле он сопровождал одного из самых известных исследователей в его кругосветных путешествиях. Не раз они смотрели смерти в лицо, мужественно перенося тропический зной и полярный холод. Но несмотря на это, доктор всегда с большим воодушевлением рассказывал о зимовках в Гренландии и на Новой Земле, о пустынях Австралии, где они на завтрак ели кенгуру, а на обед — мясо эму, и о том, как они едва не погибли от жажды во время сорокачасового перехода по безводной пустыне.
— Да, — говорил он, — я испытал в жизни почти всё, за исключением того, что вы назвали бы сверхъестественными явлениями. Правда, если не брать в расчёт некий необыкновенный случай — я имею в виду встречу с одним человеком, о котором вам сейчас расскажу, — и его... в самом деле довольно странные, я бы даже сказал, совершенно необъяснимые последствия...
Все сразу потребовали от него объяснений, и доктор, вынужденный уступить уговорам, начал свой рассказ.
"В 1878 году обстоятельства вынудили нас встать на зимовку на северо-западном берегу Шпицбергена. В течение короткого северного лета мы пытались пробиться к полюсу, но, как это обычно бывает, попытки окончились неудачей из-за айсбергов, и нам пришлось отступить. Едва мы разбили лагерь, как спустилась полярная ночь, и наши корабли оказались в ледовом плену в заливе Массела. И мы поняли, что восемь долгих месяцев будем отрезаны от остального мира. Признаться, я поначалу этому ужаснулся. Снежный буран, за одну ночь разбросавший большую часть строительных материалов, предназначенных для зимних жилищ, и погубивший более сорока оленей из нашего стада, привёл нас в уныние. Перспектива голодной смерти не способствовала хорошему настроению. С потерей оленей мы лишились жаркого — наилучшего средства от полярных морозов, ведь в таком климате организм человека нуждается в дополнительном тепле и хорошем питании. Однако мы смирились с нашими потерями и даже привыкли к здешней, на самом деле более питательной, пище — тюленьему мясу и жиру. Из оставшегося материала наши люди построили дом, разделённый на два отсека (один предназначался для трёх профессоров и для меня, а другой — для всех остальных), и несколько деревянных сараев, предназначенных для метеорологических, астрономических и магнитных исследований, и даже стойло для нескольких уцелевших оленей. И тогда бесконечной чередой потянулись однообразные полярные дни и ночи без рассвета, которые едва можно было отличить друг от друга с большим трудом, только по тёмно-серым теням. Временами нас охватывала ужасная тоска.
В сентябре мы собирались отправить домой два из трёх наших кораблей, но преждевременно образовавшиеся вокруг них ледяные стены разрушили наши планы. Теперь, когда к нам присоединились экипажи судов, мы были вынуждены ещё больше экономить наш скудный провиант, топливо и свет. Лампы использовались нами только для научных целей, в остальное время нам приходилось довольствоваться естественным освещением, создаваемым луной и северным сиянием....Как описать этот изумительный, ни с чем не сравнимый полярный свет! Все эти кольца, стрелы, гигантские зарева, сотканные из четко отграниченных друг от друга лучей самых ярких и разнообразных оттенков. Ноябрьские лунные ночи были пленительно прекрасны. Переливы лунного света на снегу и обледеневших скалах поражали воображение. Это были сказочные ночи!
И вот, в одну из таких ночей — а, может быть, и дней, ибо, насколько я помню, с конца ноября и почти до середины марта там совсем не было сумерек, позволяющих отделить день от ночи, — на фоне разноцветных лучей, окрашивающих снежные равнины в золотисто-розовые тона, мы вдруг заметили тёмное движущееся пятно. Оно увеличивалось в размерах и, казалось, дробилось по мере приближения к нам. Что это было: стадо или группа людей, торопливо идущих по снежной пустыне? Но животные были там белого цвета, как и всё вокруг. Что же это тогда? Люди?...
Мы не могли поверить своим глазам. Действительно, группа людей приближалась к месту нашей зимовки. Это были пятьдесят охотников на тюленей, которых возглавлял Матилисс, знаменитый мореплаватель из Норвегии. Как и мы, они также оказались в плену у айсбергов.
— Как вы узнали, что мы находимся здесь? — спросили мы.
— Нас привёл сюда старый Йохен, — ответили они, указывая на почтенного седовласого старца.
Откровенно говоря, их проводнику следовало бы сидеть дома у очага, а не охотиться на тюленей вместе с более молодыми мужчинами в северных краях. И мы сказали им об этом и опять спросили, как же всё-таки он узнал о нашем присутствии в этом царстве белых медведей. Матилисс и члены его команды улыбнулись в ответ и заверили нас, что старый Йохен знает обо всём. Они заметили, что мы, вероятно, впервые в Заполярье, раз ничего не слышали о Йохене и продолжаем удивляться тому, что говорят о нём.
— Вот уже почти сорок пять лет, — сказал предводитель охотников, — как я охочусь на тюленей в северных морях, и, насколько помню, он всегда был таким же, как и сейчас, седобородым стариком. И даже в те далёкие времена, когда я, будучи маленьким мальчиком, ходил в море со своим отцом, он рассказывал мне о старом Йохене то же самое и добавлял при этом, что и его отец и дед также знали с детства старого Йохена, который всегда был белым, как наши снега. И мы, охотники на тюленей, как и наши предки, до сих пор зовём его "седым ясновидцем".
— Неужели вы хотите убедить нас в том, что ему двести лет! — рассмеялись мы.
Некоторые из наших моряков, столпившихся вокруг этого седовласого чуда, засыпали его вопросами:
— Сколько же вам лет, дедушка?
— Я и сам не знаю, сыночки. Я живу ровно столько, сколько определил мне Господь. Я никогда не считал свои годы.
— А как вы узнали, что мы зимуем именно в этом месте?
— Дорогу мне указывал Бог. Как это получилось, я не знаю. Единственное, что мне было известно, это куда надо держать путь."

Свечка, зеркало, чёрт и рождество

Сейчас мой отец глубоко верующий человек, но раньше он таким не был. Как-то раз он рассказал мне историю своего обращения к Богу. Этот случай произошел еще в его студенческие годы. Он был блестящим студентом технического вуза, учился на факультете физики и высмеивал все, что касалось духовного мира.
Он учился очень хорошо, подрабатывал, пользовался успехом у женщин, не имел вредных привычек. Одним словом, был обычным парнем. В какой-то момент он решил учиться самостоятельности и снял комнату, недалеко от института. Вскоре он переехал туда из общежития.
Хозяевами квартиры была молодая семейная пара. Люди они были простые и мой отец с ними быстро подружился. К тому же он не приводил к себе компании друзей, вел скромный образ жизни.
Однажды, вернувшись из института домой, он увидел, что хозяева квартиры пригласили друзей, был Рождественский сочельник и они решили погадать. Слово за слово, они предложили отцу поучаствовать с ними. Вообще-то он ни во что это не верил, но отказывать ему было неудобно, хозяева все-таки. И он решил присоединиться к ним.
Сидели они так довольно долго, ничего особенного не происходило и мой отец уже начал потихоньку засыпать. Он извинился перед хозяевами и хотел уже отправиться в свою комнату, как вдруг гостья его остановила. Она дала ему в руки необычную свечку, видимо выполненную вручную, и сказала: «Если хочешь увидеть свою будущую невесту, сядь перед зеркалом, свет не включай, сиди, жди, пока не увидишь ее отражения в зеркале».Из вежливости отец принял свечку и поспешил спать.
Придя в комнату, отец все-таки решил посмотреть, что из этого выйдет. Он выключил свет и сел с зажженной свечкой перед зеркалом. Сидел он долго, минут двадцать, но они показались ему целой вечностью. Он уже хотел потушить свечу, ругая всех, на чем свет стоит. Как вдруг в зеркале зажегся маленький огонек. Он все рос и рос, пока не превратился в ужасный красный глаз. Затем появился второй огонек, он также рос, пока не стал вторым свирепым глазом. Отец похолодел от ужаса, он надеялся, что все это ему снится, но не мог оторвать взгляда от ужасного существа, которое стало появляться в зеркале. Через несколько мгновений перед ним появился самый настоящий черт. Отец заорал и выбежал из комнаты на кухню.
Долго он приходил в себя, наконец, он смог невнятно объяснить, что же именно с ним произошло. Молодая женщина объяснила ему, что это было видение духа и не надо было убегать от него, теперь этот дух будет преследовать моего отца. Если бы отец не выбежал из комнаты, а дождался, пока он сам уйдет, тогда ничего бы не было. С того времени существо начало преследовать отца.
Когда он был на работе или в институте, все было нормально, но стоило ему вернуться домой, как он начинал чувствовать присутствие нечистой силы рядом. А когда он выключал свет, и вовсе начинали происходить странные вещи. Книги передвигались сами собой, появлялись шаги.
Однажды ночью отец проснулся весь в холодном поту. Он не мог понять, в чем же дело. Когда он присмотрелся в темноте, он увидел, то на стуле сидит женщина в длинном хитоне. Отец не поверил своим глазам. Ему пришлось даже ущипнуть руку до крови, но женщина не только не пропала, она начала поворачиваться к нему.
Вот тут-то мой отец и обратился к Богу в первый раз за всю свою жизнь. Он попросил Его помощи и сразу же после этого все исчезло.
Спустя несколько дней мой отец переехал в общежитие. Больше с ним такого не происходило. Но с тех пор, он стал постоянным прихожанином Церкви, нашел себе жену христианку и воспитал своих детей тоже верующими людьми. Он всегда говорит тем, кто не верит ни во что духовное, что не стоит быть такими категоричными, ведь люди никогда не могут поручиться за то, что произойдет с ними завтра.

Есть ли у вас домовой?

Я по натуре человек, верующий во все. И очень боязливый. Про существование домовых я знала с детства, благодаря рассказам бабушки, которая свое детство провела в глухой деревне в эпоху порчи, приворотов и превращений людей в свиней, стога сена и прочего беснования. Беспредел тогда творился полный: люди поздно ночью с поля домой возвращались, а за ними - стог сена шлепал; у детей килы появлялись (был такой вид порчи) и тому подобное. У бабушки в доме жил домовой. А по ночам тогда было не так, как сейчас - что если тебя что-то напугало, можно вскочить и свет включить. Нет, тогда еще и электричества не было. Бабушка вспоминает: "Мы с мамой на печке спали. А брата не было, он и по ночам работал. Мама уже уснет, а я все лежу в темноте, думаю. Вдруг слышу из погреба протяжный стон. У меня мурашки по коже, волосы дыбом, я маму разбудила, она с печки слезла, погреб открыла и громко спросила: "Дедушка домовой, к худу или к добру?" И это в полной темноте! Ничего не ответили, а вскоре брата в армию забрали".

Выходит, домовой к худу стонал - единственного мужчину в армию забрали, остались две женщины одни на огромное хозяйство. Но чтобы кто-то из нас сейчас в полной темноте нечто подобное сделал!

Итак, история из моей жизни. Резко переносимся на 60 лет вперед с момента описанных выше событий. Обычная городская квартира, никаких печек и погребов, кругом люстры-лампы. Средь бела дня. Приходит к нам на чай подруга моей мамы с горящими глазами: "Ребята, у меня дома домовой. Я проверила. Так здорово! Я вам, если хотите, скажу, как это сделать. Вдруг у вас тоже есть?"

Меня, честно говоря, подобная полумагия всегда пугает. Почему "полумагия"? Объясню. Гадание - это тоже магия, но если ты не обладаешь какими-то способностями, лучше вообще этим не заниматься, а доверить дело профессионалам (если уж так приспичит погадать). Мне бы сразу прислушаться к тихому голоску разума, но любопытство - враг носа Варвары - захватило надо мной власть, как обычно. Итак, что это за тест (или гадание, кому как нравится). Берется несколько листов обычной бумаги - можно 3, можно 5. Главное, чтобы количество листов совпадало с количеством обычных карандашей. Больше ничего не нужно. Проводится ритуал в пустой комнате с выключенной техникой и отсутствием людей и животных, на обычном столе. В бумагу заворачиваются карандаши и раскладываются в ряд. После задается первый вопрос: "Домовой, ты здесь? Если да, разверни один карандаш".

После этого вы обязательно покидаете комнату и закрываете за собой дверь. Помнитесь минуту-другую и заходите смотреть ответ. У меня, скажу честно, и средь бела дня, при открытых окнах и криках с улицы волосы зашевелились - все было точно исполнено. Один карандаш был развернут! Все остальные завернуты. В кураже задала следующий вопрос, и вновь получила на него ответ. Из такого своеобразного "диалога" я узнала, что домовой у меня тоже живет на кухне, он старый дедушка. К ужасу - кухня прямо напротив моей комнаты. Ладно хоть он добрый (это он так "сказал") и напоследок пообещал нам помогать.

Этот "тест" я проделала уже давно, года 3 назад. За это время все тихо было, слава богу, вот только по ночам я часто слышу шаги в районе кухни и коридора рядом с кухней - будто старый человек с палочкой идет. Причем удары палочкой об пол равномерные: палочка-шаг-палочка. Жутко бывает очень.

Гвоздь в голове

Если бы мне кто-то рассказал то, что я теперь собираюсь рассказать вам, я бы, конечно, не поверил. Подумал бы: надо же, как лихо закрутили, надо же, как вы думали! Так ладно все, захватывающе, но на правду совсем не походит.

Не может быть такого на самом деле. Однако вышло, что очень даже может быть... И не с кем- нибудь, а именно со мной. Я это к чему говорю? К тому, что не обижусь, если вы во все изложенное ниже не поверите и письмо мое не опубликуете. Я в этом случае прекрасно вас пойму. Будь я на месте ваших редакторов, я бы тоже сказал: «Совсем дед на старости лет рехнулся или допился до белой горячки!

Строит из себя интеллигентного человека с высшим медицинским образованием, а сам голову нам морочит - несет какую-то антинаучную околесицу». Точно так я бы подумал, потому решайте сами - печатать все это или нет. С другой стороны, как бы там ни было, история-то любопытная. Может, с кем-то из ваших читателей нечто подобное происходило.

Может, прочтет человек и откликнется - опишет свой случай. И тогда будет уже не отдельное событие, а целая система. А система, как известно, есть свод закономерностей, вполне пригодных для изучения... Ладно, разболтался - пора изложить свою историю...

Это произошло полвека назад. Тогда я - выпускник мединститута - служил главврачом сельской больницы в Костромской области. «Главврач» и «больница» - громко, конечно, сказано. Больница являла собой обычную избу: десять коек, комнатка для персонала, процедурная и кухня в предбаннике. Я жил по соседству в избенке по- меньше и был не просто главным, а единственным врачом, причем не только во вверенной мне больнице, но и во всей округе.

В распоряжении моем находились: санитар - крепко пьющий, но замечательной души мужик, две фельдшерицы из местных - Шура и Зоя, газик, на котором я объезжал пациентов из окрестных деревень, да повариха Анна. Она же уборщица и кастелянша. Ее так все и звали - Анна... Без отчества, хотя она была намного старше нас всех, в особенности меня.

Молчаливая баба с вечно недовольным лицом, но аккуратная и чистоплотная. Говорили, что была она из лишенцев - то есть из раскулаченных. Некогда семейство Анны владело едва ли не всеми ныне колхозными землями, скота имели бессчетно, батраков целую армию. В общем, процветало семейство моей кастелянши, но тут пожаловал товарищ Сталин со своей коллективизацией.

Разумеется, справные мужики из рода Анны сельской уравниловки не приняли, да и принять не могли. Хорошенькое дело - отдать в общее пользование все, что трудом нажил! Стали они сопротивляться, но сопротивлялись недолго: в начале тридцатых годов прошлого века муж, братья и сыновья Анны отправились по этапу в Сибирь, где и сгинули. Осталась баба одна доживать век в родной деревне.

Еще про Анну говорили, что она из меря - древнего финского племени, некогда здесь обитавшего, потому молится языческим богам и умеет колдовать. При этом на шее Анна носила крест на тесемке. Собственно, колдует она или нет и кому молится - не шибко меня волновало. Меня волновало то, что пациенты с определенных пор постоянно жаловались на больничную кормежку: то суп жидок, то каша без мяса.

Однажды я лично поймал Анну на воровстве - нашел припрятанный на кухне кусок мяса, который она должна была положить в щи. Отругал, помню, ее крепко. Она ни капельки не смутилась - стояла молча и смотрела прямо мне в глаза. Я распалялся все больше и больше, даже назвал эту женщину, которая мне не то что в матери - в бабки - годилась, бранным словом. Очень бранным и очень неприличным словом, за что до сих пор себя корю.

Потом, впрочем, очухался - извинился и предупредил, что этот наш разговор последний: в следующий раз я Анну просто прогоню. Ее явно не взяли за душу ни мои ругательства, ни мои увещевания. Она спокойно все выслушала и странно как-то посмотрела - как будто сквозь меня, как будто меня там и не было, а если и был, то не главный врач, а что-то не серьезнее докучливого комара или клопа, которого - раз! - и раздавил.

От этого презрительно-отсутствующего взгляда мне сделалось совсем не по себе. Впрочем, в запале, помнится, я тогда не придал этому особого значения, хотя знал - деревенские с Анной старались не связываться. Дурная за ней водилась слава: дескать, колдунья - чуть что не по ее, может и со света белого сжить.

Мне санитар рассказывал, что первый председатель их колхоза, который приложил руку к тому, чтобы мужиков из семейства Анны отправили лес валить, в одночасье заболел и через полгода умер. А заместитель его, который Анне тоже досадил изрядно, вскорости утонул в пруду на центральной усадьбе.

Подобные рассказы я слушал вполуха и списывал их в основном на подорванную самогоном психику своего подчиненного. Я еще не подозревал, что очень скоро на личном опыте изведаю, насколько прав был мой крепко пьющий соратник по больнице.

Некоторое время после описанного скандала Анна вела себя вполне пристойно - работала нормально, но по осени опять начались жалобы. Стал я следить за Анной, но долго не мог поймать ее на воровстве. Тут, как всегда, случай помог.

Как-то раз поехал я по делам в Кострому - повез отчет и заявки на лекарства в райздравотдел. Закончив с бумажной волокитой и хождением по коридорам, зашел на рынок, где торговали всяким барахлом, грибами, ягодой и нехитрой снедью. Там я нос к носу столкнулся с Анной - кастелянша сбывала (причем, как сейчас помню, за сущие копейки) казенное больничное белье.

Сомнения в том, что торгует она краденым, не было: каждая простыня, каждая наволочка, каждый пододеяльник - со штемпелем, что по моей просьбе вырезал из подметки мой запойный санитар и с тех пор маркировал им все новое белье. Тут уж я разошелся не на шутку. Наорал на Анну, ко всеобщему удивлению, - на рынке даже торговля встала, — отобрал все, что она еще не успела продать, хотел кликнуть милиционера, но потом плюнул и решил так: пускай отправляется на все четыре стороны, чтобы глаза мои эту стерву больше не видели.

Я ее действительно больше не видел. Анна удивительным образом вернулась из Костромы раньше меня, хотя до деревни нашей из областного центра ходил всего один автобус - утром и вечером. Приехала, зашла в больницу (это мне санитар потом рассказал), собрала манатки и исчезла. В общем, с тех пор в деревне ее не было. Сперва, конечно, искали: куда, дескать, баба подевалась, не могла же она дом бросить... А потом забыли.

Санитар сказал, что перед тем, как уйти навсегда, Анна зашла на минуту и в мою халупу. Ну, зашла и зашла, главное - ничего не сперла. Да, по чести сказать, и красть-то у меня было нечего. Костюм - на мне, часы «Победа» - на мне, ботинки - на мне, иным добром не разжился.На следующий день нанял я другую повариху, благо желающих поступить на место Анны хватало - небольшая, а все же зарплата: народ в деревне тогда жил скудно. А еще через день я занемог.

То есть сперва я не понял, что занемог. Проснулся, помню, какой-то разбитый. Но не придал этому особого значения - всяко же бывает. Но уже в больнице, осматривая пациентов, понял, что дело худо: голова болела и кружилась, меня тошнило. Не доработав до конца, оставил я на хозяйстве санитарок Шуру и Зою, а сам пополз в свою домушку отлеживаться.

Однако не дополз - рухнул без чувств прямо посреди двора. Меня, конечно, подобрали, откачали, а на следующее утро я уже без посторонней помощи с постели встать не смог. Тут начались сплошные мучения. Сперва, простите за подробности, меня выворачивало буквально наизнанку. Я, помнится, еще подумал, что отравился съеденными в привокзальной костромской столовой пирогами. Нет, ошибка вышла - через день рвота унялась, но начался озноб, и такая слабость накатила, что я вам даже описать не могу.

Фельдшерицы с ног сбились, милый мой санитар даже про пьянство свое забыл - неотступно дежурил у моей кровати, а мне становилось все хуже и хуже. Вскорости к общей слабости добавились нестерпимые головные боли. Отвезли меня на нашем газике в Кострому - там я неделю провел в инфекционном отделении. Сделали промывание желудка, накормили всякими пилюлями: сперва вроде полегче, а потом снова все хуже и хуже.

За неделю я потерял десять килограммов. Доктора - они были со мной, как с коллегой, откровенны - подозревали онкологию. Говорят, надо ехать в Москву, в Костроме никто не поможет. Вернулся я в свою деревню, фельдшерицы давай запросы в разные столичные больницы писать: так, мол, и так — не дайте помереть молодому доктору.

Пока ответа ждали, лежал я на своей кровати, вернее, метался в полубреду. Уж не знаю, в бреду ли или во сне явился мне мой профессор - Глеб Афанасьевич Кузнецов. Почему именно он мне явился - не знаю: вроде и не были мы с ним никогда особо близки, но вот почему-то пришел профессор спасать своего вчерашнего студента.

Спасал он меня очень странным способом: приложил к моей макушке огромный магнит подковой (может, помните, были такие раньше, в школах опыты по физике с ними делали: одна половина синяя, другая красная) и извлек у меня из головы огромный ржавый гвоздь. Не сказал профессор при этом ни слова, достал гвоздь, вручил мне и исчез...

Вечером пришли меня проведать Шура и Зоя - рассказал я им о своем видении. Бабы быстро смекнули, что оставлять такой знак без внимания никак нельзя. Они и раньше высказывались в том роде, что болезнь моя - проклятие изгнанной Анны, а теперь уж галдели наперебой про какой-то заколдованный мерянский гвоздь.

Дескать, Анна сделала на смерть. Тут и санитар мой прыть проявил - сбегал на колхозную усадьбу к трактористам и притащил здоровый магнит, говорит
:- Буду тебя, доктор, магнитом обследовать, как твой профессор. Хотел к голове магнит приложить, но я воспротивился: «Исследуй, говорю, постель...»

Ну и что вы думаете: в изголовье матраса магнит разом «учуял» что-то железное. Шура распорола холстину, разворошила сено, которым тюфяк набит был, и извлекла на свет божий ржавый гвоздь. Удивительный, надо сказать, гвоздь-старинный, кованый, четырехгранный: я таких в жизни не видал. Ближе к шляпке в теле гвоздя была проделана овальная дырочка - вроде ушка иголки, куда нитку вправляют.

Санитар и фельдшерицы очень обрадовались этой дырке - рассказали, что гвоздь специальный. Если, например, избу досками обшивают, то, чтобы шляпок не было видно, плотник вбивает гвоздь до этой самой дырки, а потом шляпку отламывает. Рассказали мне все это соратники и давай убеждать, что это есть единственное мое спасение: должен я по этой дырке гвоздь сломать-так, мол, отобьюсь от мерянского проклятия.

Знаете, я ведь с красным дипломом мединститут окончил и в комсомоле тогда состоял - в партию даже метил, а поверил их словам. Тогда я был готов во что угодно поверить. Не понял только: почему именно руками надо гвоздь тот ломать, почему, положим, нельзя отдать санитару, что- бы тот зубилом его разрубил? Но спасители мои даже и слышать ничего не хотели - они, как выяснилось, тоже в мерянской магии горазды были: ломай, говорят, руками сам, иначе помрешь.

Легко сказать - ломай. Я настолько слаб был, что этот не самый толстый гвоздь только сгибал три дня, потом три дня разгибал, потом снова сгибал - и так далее. Короче говоря, за пару недель доконал я эту железку - лопнула она по той самой дырочке. И знаете, чего мне в тот самый момент вдруг захотелось? Мне захотелось выпить стакан самогона!

Тут я должен пояснить, что человек я малопьющий, можно сказать, совсем не употребляю, а вот захотелось и все тут. Сказал об этом санитару, тот на радостях целую мутную четверть притащил, шмоток сала, несколько луковиц, хлеба домашнего теплого - только из печи.

Напились мы с ним вусмерть - я единственный раз в жизни так напивался: до потери рассудка. А утром я куриного супчику, Зоей принесенного, похлебал, вечером того же дня поднялся и вышел во двор воздуха глотнуть. Через три дня я уже осматривал пациентов и крутился в своей больнице, о которой за время болезни уж и думать забыл.

Два кусочка того переломленного гвоздя хранятся у меня до сих пор. Иногда я достаю их из ящика письменного стола, соединяю и думаю: «Вот как, как могла эта штука чуть со света меня не свести?» Конечно, я слышал про заговоры, недавно книжку про черную африканскую магию читал. Все это любопытно, когда в книжке, но, когда с тобой нечто подобное происходит, ей-богу жутко. Многого мы еще не знаем, потому тычемся иной раз как слепые котята в поисках верного решения, а толку чуть.

Кстати сказать, однажды на встрече выпускников нашего института я встретил того профессора - Глеба Афанасьевича Кузнецова, что во сне магнитом у меня из головы гвоздь вытаскивал. Он меня узнал, обнял, монографию свою, только что вышедшую, с автографом подарил.

Хотел я ему рассказать про тот случай, а потом постеснялся: подумает еще, что студент его совсем свихнулся. Ну а что еще наш простой профессор по этому поводу подумать может? Тут, как говорится, без вариантов...

Игла с похорон

История, о которой пойдет речь, имела место быть в начале 70-х годов прошлого века в одной из деревень на западе Белоруссии и аукнулась в самом начале 2000-х годов. В ту пору мой дед в местном колхозе получил новую должность - конюх (считалась очень "блатной", до этого он присматривал за телятами). Все бы ничего, но деревня наша располагается на стыке двух районов, т.е. была самой дальней от райцентра и, соответственно, от конезавода, где распределяли лошадей по колхозам. Поэтому пока доходила очередь до нашей деревни, всех лучших тяговых животных уже разбирали близлежащие фермы, а деду, как правило, доставались самые буйные и трудно обучаемые особи, да и потомство от них было такое же "дурное", как говорил мой дед. И месяца не проходило, чтобы лошадь не поносила кого-нибудь из местных колхозников - то взбесится и оглобли переломает, а то и ноги себе. Соответственно, и дедушке председатель предъявлял претензии, мол, в чем дело, не справляешься - уходи. Люди понимали, что дед ни при чём, но и помочь ему не могли.

В то время жила рядом с нами престарелая соседка - бабка Евдосья, слывшая ворожеей в селе. Никто массово к ней не обращался, но если испуг ребенку заговорить, или молоко от коровы быстро прокисает, то к ней обращались. Та пошепчет, травку попалит, и ребенок перестает заикаться, и корова спокойная, и молоко по три дня стоит, как свежее. Моя бабушка (тогда еще ей не было и 50-ти) хорошо общалась с ней, периодически заходила на вечерние посиделки, иногда приготовит что-нибудь вкусное и принесет, чтобы угостить.

В один из таких гостевых приходов бабка Евдосья сама завела тему о работе моего деда:
- Говорят, что у мужа твоего кони никак не успокоятся, все мается с ними? - моя бабушка обреченно вздохнула и подтвердила, что так и есть, на что Евдосья ей сказала: «Слушай меня сейчас внимательно, Надя: когда я умру, придешь ко мне, чтобы похоронную подушку сшить, но запомни, нитки при шитье ножницами не перерезай, а руками оторви, и на узел нить по краям подушки не затягивай - просто распусти. Ту иглу на сороковой день отдай мужу, пусть вобьет ее в ворота конюшни».
После тех слов прожила Евдосья еще почти два года (ей было за 80), а когда пришло ее время - моя бабушка сделала все, как та и велела. Мистика, но за последующие четверть века не было ни единого случая, чтобы в колхозе кого-то поносила лошадь (!).

Однако, дед вышел на пенсию, потом умер, ферма пришла в упадок, конюшню разобрали, остались лишь ворота и кирпичные опоры. Моя бабушка, памятуя о той игле, сходила и вытянула ее из ворот (рассказывала, так вогнал, что с топором больше часа достать не могла).

В начале 2000-х годов во время одной из поездок в деревню мой папа обнаружил эту иглу в кладовке и поинтересовался, что эта "ржавая" здесь делает (кстати, игла не малая, сантиметров 7-8), тогда бабушка и рассказала нам все выше написанное... После этого папе пришла в голову просто "гениальная идея" - он говорит: «Давай в машину возьмем, пусть нас от аварий оберегает", - и вогнал ее в висящего на зеркале заднего вида пикачу - мягкую игрушку.

Через несколько дней мы стали собираться домой, сели в машину, помахали бабушке рукой и поехали... Но, не успев отъехать и двух километров, у нас полетел ремень. Поломка застала нас буквально в метрах пятидесяти от кладбища. Папа послал меня в деревню за буксиром, а сам, раз так получилось, зашел на могилу к отцу, брату и тете. Далее со слов отца:
"Иду по тропинке к могилам родственников, смотрю - на лавочке возле одной из могил сидит старушка, я машинально кивнул головой, а она подняла голову и осипшим голосом говорит: «Ты, дорогой, поклади на место то, что взял, не на тебя заговорено, не тебе и носить».
Отец сказал, что не узнал эту старушку, но когда объяснил, на какой лавочке та сидела, бабушка опешила: это была могила сына бабки Евдосьи - он молодым утонул. Ее саму похоронили дальше, на новом участке. Кстати, по словам папы, она в ту сторону и направилась, он еще и удивился: чего это она вдоль кладбища пошла, а не свернула к выходу...

Сундучный вечер

В Якутии есть такое поверье — «дьааhык киэhэ» (сундучный вечер). Так в деревнях называют вечер дня, когда кто-либо умер или кого-то похоронили. Считается, что в такие дни «с той стороны» приходят духи, чтобы сопроводить душу умершего на тот свет, и поэтому граница между зримым и незримым истончается. Могут повылазить и те, кого, как говорится, не звали — поэтому в сундучные вечера не принято громко шуметь на улице, веселиться и прочим образом привлекать к себе внимание. Иначе мна шум могут собраться весьма нежелательные «товарищи». Для больших поселений и городов, где что ни день кто-то даёт дубу это понятие, естественно теряет свой смысал, но в деревнях и в наши дни очень сильно распространено это поверье. Анон самолично запрещал своим мелким братьям после смерти бабушки вечером играть на улице в догонялки — ну а мало ли что, Якутия, ебать. Далее идёт паста.
В одном селе помер древний старик, у которого было стопицот родни. Естественно, скорбящие родственники все съехались в село, чтобы подготовить достойные похороны. Приехали и мелкие детишки и, естественно, быстро успели закорефаниться друг с другом. Стояло лето, поэтому вечером новые друзья устроили игры на свежем воздухе (ну а хуле, не сидеть же в душных домах и смотреть на угрюмые лица людей, дети всё-таки). Конечно, совпровождалось всё криками, смехом, шумом-гамом. Из старых людей некоторые окрикивали их, мол, «дьааhык киэhэ», нехуй так резвиться, но в основном дети были предоставлены сами себе.
Когда салки надоели, дети начали играть в прятки во дворе. Вёл один приезжий малой лет десяти. Дети исчезли по всяким закоулкам, и он начал искать. Кое-кого быстро нашёл, а потом забрёл в зимний дом, который на летнее время пустовал и использовался как склад. Хотя и стояли летние ночи, внутри был сумрак. Парень заглянул в комнаты — нихуя. Уже выходя на улицу, он обратил внимание на большой шкаф-вешалку с закрытыми дверями — внутри вполне могли попрятаться мелкие родственнички. Проходя с покерфейсом мимо шкафа, он рывком открыл его, но внутри лишь висели зимние одежды — куртки, пальто… Он заподозрил, что за ними могут стоять дети, и стал щупать руками. Проводя рукой снизу вверх по рукаву большого пальто, парень вдруг нащупал что-то холодное. Посмотрел — а иза рукавом пальто блестит нож. Он удивился и стал на автомате щупать дальше. Оказалось, нож держала чья-то рука, холодная, как лёд. Парень отодвинул пальто и увидел, что за ним прячется без малого двухметровый человек, который смотрит на него сверху вниз. Полутьма не позволал разглядеть его лица, но зато в нос ударил смрадный запах. Заорав дурным голосом, паренёк выметнулся прочь из дома и рассказал всё детям. Те гурьбой зашли в дом и проверили шкаф — ничего, только одежда. Над парнем посмеялись, мол, трусишка. И продолжили играть.
Следующим вёл другой мальчик. Все, как обычно, попрятались, и мальчик отправился на поиски. После некоторых блужданий он вошёл в хлев в дальнем углу усадьбы. Так как в хлеву окна маленькие, то света тоже было немного, но мальчик отчётливо увидел, как в углу в тени прячется человек. «Ну всё, я нашёл тебя, — заявил мальчик. — Выходи». Тот, не двигаясь с места, прижал руку ко рту, словно игриво предлагая сохранять тишину, и стал тихонько посмеиваться, будто ему очень весело. Мальчик подошёл к нему со словами: «Выходи, я сказал!» — и вблизи увидел, что нихуя это не его друг, а какой-то лысый голый человечек с несоразмерно высоко расположенными (чуть ли не на лбу) блестящими круглыми глазами, пухлым бугристым животом и языком, свисающим изо рта до шеи. Пацан обосрался (причём в буквальном смысле) и в мгновение ока оказался на улице.
Когда ребёнок прибежал к родителям в истерике и пересказал им всё (да ещё и тот первый мальчик пересказом своего случая набросил крипоты), взрослые запретили детям в ближайшие дни играть на улице. Веселье кончилось.
Тут обычно присовокупляют мораль: «Всякому занятию есть своё подходящее время», но так как мы не моралфаги, то можно вывести урок, что не стоит шататься по тёмным закоулкам, когда в соседнем доме жмурик лежит.

"Безликая"/“Безэмоциональнай”

В июне 1972 года, в больницу города Сидар-Синай явилась женщина в белом халате, покрытом кровью. Само по себе в этом не было ничего удивительного, поскольку люди, которые попадали в аварию возле больницы, часто приходили туда за медицинской помощью. Но в этой женщине было, что-то такое, отчего другие люди разворачивались и убегали от неё в ужасе.
Во-первых, она была не совсем похожа на человека. Скорее она напоминала манекена, который двигался также ловко, как обычный человек. Её лицо было безупречным, как у манекена, лишённое бровей и макияжа. Гладкое и чистое, без каких-либо эмоций.
В зубах она сжимала котёнка, её челюсти были сжаты с такой силой, что даже зубов её не было видно. Кровь продолжала капать с её халата на пол. Потом она вытащила котёнка изо рта и отшвырнула его в сторону.
Как только она перешагнула порог больницы, её отвели в палату и попытались привести в порядок, перед тем, как осмотреть. Она была совершенно спокойна, не выражая никаких эмоций и не двигаясь. Врачи решили, что лучше оставить её в больнице до приезда полиции, она не протестовала. Они не смогли добиться от неё ни одного ответа, и почти всем сотрудникам было трудно находиться рядом с ней и смотреть ей в глаза больше нескольких секунд.
Но как только персонал попытался осмотреть её, она с неистовой силой стала сопротивляться. Два врача пытались удержать её, когда она приподнялась на кровати всё с тем же безучастным выражением лица.
Она посмотрела на одного из врачей, и сделала что-то не совсем для неё обычное. Она улыбнулась.
Как только она это сделала женщина-врач в ужасе закричала и выбежала из палаты. Во рту странной женщины, вместо зубов, были острые, длинные шипы. шипы были слишком длинными, чтобы не причинить ей никакого вреда.
Врач-мужчина какое-то мгновение смотрел на неё, а потом воскликнул: “Кто ты, чёрт возьми?”
Она хрустнула своей шеей, потянувшись к плечу, и продолжила улыбаться.
Наступила долгая пауза, по коридору послышались шаги бегущих в палату охранников.
Услышав их, женщина набросилась на первого, вбежавшего в палату охранника, вонзив свои шипы ему в горло и разорвав его яремную вену. Охранник упал на пол, хватая ртом воздух и захлёбываясь собственной кровью.
Она встала и наклонилась над ним, её лицо так и застыло в его глазах, когда жизнь покинула его.
Во взгляде врача читался ужас, когда он увидел, как она повернулась, чтобы встретить остальных сотрудников службы безопасности. Последнее, что врач видел в своей жизни, это то, как она разорвала их одного за другим.
Женщина-врач, которая выжила в тот день, назвала эту женщину “Безэмоциональной”.
Больше никаких сведений об этом ужасном существе не поступало.

Советский эксперимент со стимулирующим газом или "Мы больше не нуждаемся в свободе"

Русские исследователи в конце 1940х держали 5 человек без сна в течение 15 дней, используя экспериментальный газ-стимулятор. Этих людей содержали в запертой камере, чтобы следить за балансом кислорода в камере, так как газ в больших дозах был токсичен. В то время еще не было видеокамер для наблюдения, так что все, что могли себе позволить экспериментаторы - микрофоны внутри помещения с испытуемыми и отверстия в стенах, закрытые стеклом толщиной в десять сантиметров. В камере были книги, кровати для сна без постельных принадлежностей, водопроводная вода, туалет и достаточно сухой еды чтобы жить в течение месяца. Испытуемые были политическими заключенными во время второй мировой войны.
В первые 5 дней все было нормально, испытуемые едва ли жаловались, так как им пообещали (солгав), что выпустят на свободу по окончанию срока эксперимента, если они не заснут в течение месяца. Все их переговоры и действия были под наблюдением. Было отмечено, что со временем в их разговорах стали все больше и больше преобладать мрачные темы, связанные с неприятными воспоминаниями.
Спустя 5 дней они стали жаловаться на события, приведшие их к текущему состоянию и начали демонстрировать сильную паранойю. Перестав общаться друг с другом, они стали шепотом докладывать на своих сокамерников в микрофоны. Довольно странно, что они решили, будто смогут завоевать доверие экспериментаторов, выдавая своих друзей. Первое время ученые думали, что это было действием самого газа...
На десятый день один из них начал кричать. Он бегал по всей камере время от времени крича в течение 3 часов и пытался кричать и дальше, но, видимо, повредил голосовые связки. Самое удивительное то, что остальные на это никак не реагировали. Они продолжали шептать в микрофоны до тех пор, пока второй из них не последовал примеру первого и не стал кричать. Остальные вырвали листы их книг и, намочив их слюной, залепили окна в камере. На время крики и шепот в микрофоны прекратились.
В течение следующих трех дней ни одного звука не донеслось из камер. Исследователи не прекращали наблюдение за уровнем потребления кислорода, а он был высок, будто все пятеро занимались физкультурой. На утро 14 дня исследователи решились на шаг, который они не собирались делать, чтобы добиться реакции со стороны испытуемых, - они обратились к ним посредством динамиков, установленных в камере, т.к. опасались, что те либо умерли, либо находятся в коме.
Исследователи сообщили: "Мы открываем камеру, чтобы проверить микрофоны. Отойдите от дверей и лягте на пол, или будете застрелены. Сотрудничество приведет к освобождению одного из вас."
К их удивлению единственным ответом была фраза: "Мы больше не нуждаемся в свободе".
Было созвано совещание среди ученых и военных, финансировавших исследование. Поскольку ни одного ответа со стороны испытуемых не последовало, было решено открыть камеру на 15 день.
Из камеры вывели весь газ-стимулятор и наполнили свежим воздухом. Сразу же после этого 3 голоса из камеры стали молить о возвращении газа так, как будто от этого зависела их жизнь. Камера была открыта и туда были посланы солдаты, чтобы вывести испытуемых. Те стали кричать громче чем раньше, а вскоре к крикам присоединились и солдаты, увидевшие то, что творилось внутри. Четверо из пятерых жертв эксперимента были живы, но едва ли их состояние можно было назвать жизнью.
Запасы еды с 5 дня были нетронуты. Кусками мяса с груди и ног тела пятого были заткнуты дренажные отверстия в камере, так что камера была затоплена на 4 дюйма, и было сложно сказать, сколько из них занимает кровь. У всех четверых "выживших" также недоставало значительного количества мышц и кожи, оторванных с их тел. Судя по повреждениям и обнаженным костям на пальцах рук можно было сказать, что они сделали это руками, а не зубами, как предполагалось изначально. Дальнейшие исследования указали на то, что большинство, если не все, повредили себя сами.
Внутренние органы ниже грудной клетки у всех четверых были вырваны. В то время, как сердце, легкие и диафрагма оставались на месте, кожа и большая часть мышц на ребрах были оторваны, так что были видны легкие. Все вынутые органы и сосуды были целы и просто лежали на полу вокруг тел все еще живых испытуемых. Пищеварительный тракт их еще работал, переваривая пищу. Стало понятно, что все это время они питались собой.
Большинство солдат были ветеранами войны, но, тем не менее, многие отказались возвращаться в камеру, чтобы вынести испытуемых, в то время как последние продолжали кричать и просить возвращения газа, чтобы не заснуть...
Ко всеобщему удивлению испытуемые оказали яростное сопротивление, когда их попытались вынести из камеры. Один из солдат погиб из-за того, что ему перегрызли горло, другой получил смертельное ранение, так как ему откусили яйца и серьезно повредили артерию на ноге. Остальные пятеро солдат покончили с собой спустя несколько недель.
В драке один из четверых испытуемых повредил селезенку и почти сразу умер от потери крови. Медики пытались ввести ему успокаивающее, но оказалось, что это невозможно. Ему ввели десятикратную дозу морфина, но он все еще дрался как загнанный зверь, сломав ребра и руку одному из докторов. Его сердце билось в течение 2 минут после того, как он стал настолько обескровлен, что в его сосудах было больше воздуха, чем крови. Даже после остановки сердца он все еще кричал в течение 3 минут, пытаясь ударить всех, кто подходил и просто повторяя "ЕЩЕ", снова и снова, все слабее и слабее, пока наконец не замолк.
Оставшиеся трое были крепко связаны и перемещены под медицинское наблюдение, в то время как двое из них, не повредившие еще голосовые связки, продолжали требовать газ, чтобы не заснуть...
Получивший наибольшие повреждения был отправлен в единственную операционную в комплексе. В процессе подготовки к возвращению его органов на место выяснилось, что он тоже не реагирует на успокаивающее. Он яростно пытался избавиться от ремней, связывавших его и почти разорвал те, что удерживали его запястья, несмотря на солдата весом в 90 килограммов, который его держал. Тем не менее потребовалось лишь немного больше анестетика, чем обычно, чтобы отключить его. Как только глаза испытуемого закрылись, его сердце остановилось. В заключении о вскрытии было сказано, что уровень кислорода в его крови был в три раза выше обычного. Те мышцы, что все еще были на его костях, получили сильные повреждения, а 9 костей в процессе драки были сломаны, по большей части усилием мышц.
Второй выживший был тот, что первым начал кричать. Его голосовые связки были повреждены, так что он мог лишь мотать головой, отказываясь от анестетика. Когда кто-то предложил оперировать его без анестезии, он кивнул головой, и никак не реагировал за все 6 часов операции по возвращению органов и восстановлению остатков кожи. Хирург несколько раз повторял, что медицински невозможно быть живым в таком состоянии. Одна из медсестер в ужасе заявляла, что пациент улыбался, когда их глаза встречались.
По окончанию операции пациент начал громко хрипеть и вырываться, глядя на врача и пытаясь что-то сказать. Предположив, что он хочет сообщить что-то крайне важное, ему дали ручку и бумагу. Сообщение было простым: "Продолжайте резать".
Остальные двое испытуемых прошли ту же операцию по возвращению органов, тоже без анестезии. Им пришлось ввести парализующее, так как они постоянно смеялись. Однако оно неожиданно быстро вывелось из их организмов, и вскоре они снова стали пытаться освободиться. Как только способность говорить вернулаь, они начали просить возвращения стимулирующего газа. Исследователи спросили их, почему они повредили себя, зачем лишили себя органов и почему им нужен газ. Ответ был дан один - "Мы не должны засыпать."
Все трое были связаны еще крепче и помещены обратно в камеру на время принятия решения, что с ними будут делать дальше. Исследователи, боясь гнева со стороны финансистов из армии, предлагали устроить им эвтаназию, однако командир, бывший НКВД-шник, увидел потенциал этих троих и решил посмотреть, что будет, если вернуть им газ. Исследователи высказали сильный протест, но были проигнорированы.
Во время приготовлений к очередному заключению в камере, испытуемые были подключены к ЭЭГ (электроэнцефалограмма), а их оковы были ослаблены, т.к. предполагалось, что они будут связаны надолго. Ко всеобщему удивлению, как только прошел слух, что газ вернут, сопротивление прекратилось. Стало ясно, что они изо всех сил пытались не заснуть. Один из тех, кто мог говорить, просто издавал громкие звуки, немой терся ногами о ремни чтобы сфокусировать свое внимание на чем-то. Третий держал голову поднятой над подушкой и быстро моргал. Так как он был первым подключенным к ЭЭГ, именно за ним наблюдали исследователи и обнаружили, что по большей части его энцефалограмма была нормальна, но с промежутками пустоты, будто его мозг периодически испытывал смерть. Поскольку все ученые наблюдали за бумагой, выходящей из ЭЭГ, только одна из медсестер заметила, что в тот же самый момент, как он закрыл глаза и коснулся подушки, его ЭЭГ переключилась в режим глубокого сна, затем смерти. В тот же момент его сердце остановилось.
Единственный способный говорить испытуемый стал кричать, прося вернуть газ немедленно. Его ЭЭГ показывала те же самые пустые промежутки. Командир приказал немедленно запереть в камере с газом двоих испытуемых и троих исследователей. Один из последних услышав приказ, выхватил пистолет и застрелил сначала командира, а затем немого испытуемого.
Он направил дуло на оставшегося, все еще связанного, но способного говорить, в то время как остальные члены комиссии выбежали из комнаты. "Я не пойду туда с этими существами! Только не с тобой!", кричал ученый. "ДА ЧТО ТЫ ТАКОЕ? Я должен узнать это!"
Испытуемый улыбнулся.
"Неужели ты так быстро забыл? Мы - это вы. Мы - безумие, что таится внутри вас, которое стремится освободиться в любой момент во всей своей животной глубине. Мы - то, от чего вы прячетесь каждую ночь. Это нас вы пытаетесь усыпить и парализовать, скрываясь в убежищах, куда мы не можем проникнуть".
Исследователь, немного поколебавшись, выстрелил в сердце оставшемуся испытуемому.
ЭЭГ пропала, в то же время, как последний слабо прохрипел: "Так.. близко... к свободе..."

Бабка

Летом я часто живу на даче. А по соседству со мной участок принадлежит какой-то бабке, вроде сумасшедшей, но не буйной. Целыми днями сидит на лавочке у себя перед домом и бормочет что-то под нос, так, что не разобрать.
Я как-то обратил внимание, когда мимо проходил, что она вроде гладит кого-то, кто на коленях сидит. Думал, кот - присмотрелся, а нету никого, просто руки над коленями держит так, будто придерживает кого-то, и одной рукой по воздуху гладит. Я тогда подумал, что наверное у нее был кот когда-то, вот она и привыкла, и когда задумывается, рука у неё привычные движения совершает, будто кот на коленях сидит. Ну, как у Булгакова, когда Йешуа догадался, что у Пилата есть собака, когда тот во время головной боли делал движения, будто гладил её.
А однажды ночью, когда я спал на даче, вот что случилось. Просыпаюсь от того, что рука лежит на чем-то шерстистом, лежавшим у меня под боком. Ну, я спросонья решил, что кот мой, погладил по привычке, но чувствую - шерсть слишком жесткая какая-то. И тут вспоминаю, что я на даче, а кот-то у меня в городе. Просыпаюсь, естественно, сразу же, но не дергаюсь, и быстро думаю - что делать. В голове тут же план созрел - быстро накрыть одеялом, что бы это ни было, и в окно выкинуть.
И только я первое движение сделал, как это что-то с кровати спрыгнуло и к двери метнулось. Я только краем глаза заметил силуэт, и что-то странное в движении его было. Я вскочил, дошел до двери, вижу, приоткрыта, и успокоился, решил, что просто дверь забыл закрыть вечером и какой-то кот забрел ко мне, а может собачка чья-нибудь.
Возвращаюсь, прохожу мимо окна, и вдруг прямо за ним вижу лицо бабки с соседнего участка. Я еще никогда её такой не видел, волосы седые распущены, на ветру развеваются, глаза огромные, и прямо на меня смотрит. И так страшно мне стало, я от окна отпрыгнул назад, а она бросилась на свой участок, огромными прыжками. Я еще долго успокоиться не мог, но лег и уснул в конце концов. И уже когда засыпал, тут до меня дошло, что странного было в том убегающем коте, или собаке, кто бы уж там не был - двигался он так, как будто бы не бежал, а катился по полу к двери.
Наутро проснулся, пошел за водой, прохожу мимо участка бабки, а она как всегда, сидит на лавочке, и под нос себе что-то бормочет, причесанная, тихая, как обычно. Я уж подумал, приснилось мне ночью, как она в безумном виде по участкам бегала. А поближе подхожу, и слышу, как она произносит, разборчиво совершенно, и рукой, как всегда, гладит что-то невидимое у себя на коленях:
- Что же ты, зачем ночью бегать меня за собой заставил, а? Зачем к парню ночью залез, вон как напугал его!
Меня аж в дрожь бросило, я едва сдержался, чтобы на бег не перейти.
Стал потом справки об этой бабке наводить, никто толком ничего не знает, кроме того, что она лет десять в психушке провела, а с тех пор, как выпустили, все сидит у себя перед домом на лавочке целыми днями.
И только однажды, день победы был, выпили мы с одним мужиком в возрасте, из поселка, и он рассказал мне, что бабка эта лет пятнадцать назад своего деда зарубила топором, и голову ему отрубила. И когда менты приехали, она сидела на той самой лавочке у себя перед домом, улыбалась, а отрубленную голову деда своего держала на коленях, и всё гладила и разговаривала с ней.

Нечто в туннели

Рассказываю со слов отца, он любит эту историю по десятку раз рассказывать всем, кто рад слушать. Он преподавал тогда физику и каждый день ездил в метро. Дело было давно, тогда наше метро еще Ленинградским называлось.
Ехал он как-то после работы, и тут поезд остановился в тоннеле. Пассажиры не паникуют, все своими делами занимаются. Только стал слышен звук, будто то ли вода где-то журчит, то ли сквозняк тоннельный. По громкой связи сказали, что поезд скоро возобновит движение.
И тут погас свет.
Мобильников, чтобы подсветить, тогда не было, и люди в темноте начали волноваться. Кто-то зажег зажигалку, но толку от нее было мало. В вагоне начала плакать девочка. Люди понемногу стали тревожиться и ворчать, дескать, что за безобразие. Сквозь ворчание отец различал звуки из тоннеля: журчание стало громче.
— Пути подтопило, — со знанием дела сообщил какой-то пассажир. — Долго стоять будем.
Люди начали беспокоиться, кто-то уже запаниковал и стал кричать, что сейчас тоннель зальет до потолка, и все они тут утонут.
Поезд стоял уже десять минут. Вода теперь журчала вполне отчетливо — казалось, будто она течет прямо под вагонами, причем довольно бурным потоком. Кроме того, появился еще один звук — словно кто-то шлепал мокрыми ладонями по стеклу и потирал стекло с характерным скрипом. Мало ли кто чем занимается в темноте от безделья — отец сначала на это внимания не обратил, но потом понял, что звук, во-первых, перемещается — невидимый в темноте «шлепальщик» двигался от одного конца вагона до другого, затихал, а потом возвращался обратно. А во-вторых, звук явно шел снаружи.
Вот тут нехорошим холодком пробрало уже даже моего отца. Другие пассажиры тоже стали замечать неладное. Сперва какая-то тетка велела не хулиганить, но потом более внимательный гражданин шепотом сказал «это снаружи», и все разом затихли.
Вскоре звук стал доноситься с другой стороны вагона, словно этот хулиган в легкую обошел вагон и пошел по другой стороне. Поезд стоял в кромешной тьме в тоннеле, в котором отчетливо журчала вода. Невидимый шалун легко доставал руками до окон, хотя все представляют себе высоту вагона. При этом он шутя обходил вагон по кругу, как будто ему сцепка между вагонами помехой не была.
Парень, что с зажигалкой был, решил разведать, что там происходит. Когда звук приблизился к нему (он стоял у двери), он зажег огонек и поднес к стеклу…
Все, кто увидел, кто находится снаружи, разом отпрыгнули в другую сторону вагона, так что тот закачался. В стекло смотрело лицо. Белое, какое-то даже синюшное. Через стекло трудно было рассмотреть детали, но у этого существа были маленькие темные глаза в обрамлении густых темных кругов, как у смертельно больного. Рот был широко открыт, кожа вокруг него обвислая и дряблая. Всего пару секунд оно было видно, потом парень уронил зажигалку, и вагон снова погрузился в темноту. Теперь шлепанье по стеклу участилось. Кто-то истошно заорал: «Закройте форточки!». Люди в панике жались друг к другу в центре вагона. Потом плеск воды послышался уже внутри вагона, словно кто-то опрокинул ведро на пол…

Отец плохо помнит, что было дальше, но где-то минут пять была полная неразбериха — люди орали, цеплялись друг за друга, никто ничего не понимал. А потом внезапно включили свет. Люди смотрели друг на друга и на черные окна. Шлепанье прекратилось, журчанье воды стихло. Поезд тронулся и медленно поехал. Когда двери открылись на станции, люди повалили наружу так быстро, что дежурные по станции даже забеспокоились.

А когда мой отец оглянулся, он увидел, что борта вагона и стекла были все мокрые, хотя, как потом выяснилось, никакого подтопления тоннеля не было, просто был перебой в проводке, который починили за десять минут.

The Hands Resist Him

The Hands Resist Him - картина, от которой действительно становится плохо.

Картину нарисовал Билл Стоунхэм. Скандал начался после одной из выставок. Психически неуравновешенным людям, просматривающим данную картину, становилось плохо, они теряли сознание, начинали плакать и т.д…

Нарисовал Стоунхэм свою картину в 1972 году, по одной старой фотографии, на которой художник был изображён в пятилетнем возрасте. Первым человеком, который увидел самую страшную картину, был искусствовед Лос-Анджелес Таймс, который через некоторое время после этого скончался. Затем полотно приобретает актёр Джон Марли (умерший в 1984 году). Но все самое интересное ещё впереди…

Картина была найдена на свалке, среди груды различного мусора. Семья, обнаружившая шедевр, отнесла его домой. Четырёхлетняя дочка в первую же ночь прибежала к родителям, она кричала, что дети, изображённые на картине, дерутся. На следующую ночь они исчезли за дверью. Глава семейства решился на эксперимент - в комнате с картиной на ночь была установлена видеокамера, реагирующая на движение. Камера сработала в эту ночь несколько раз, но запечатлеть невидимого гостя не удалось.

Полотно выставили на интернет - аукцион eBay. Изначальная цена на лот составляла 199 долларов, но продана картина была за 1025 USD. Страницу с картиной просмотрели более 30 000 раз. Очередным владельцем дьявольской картины стал Ким Смит, на адрес которого начали приходить письма с требованиями сжечь загадочное полотно. Ему даже предлагали свои услуги Лоррэйн и Эд Уоррены, экстрасенсы, известные в качестве изгоняющих демонов. Они утверждали, что призраки двух детей с картины посещают наш мир, и их нужно остановить.

Но что заставило всех признать это полотно самой страшной картиной, что так негативно действует на восприимчивых и психически неустойчивых людей? Может быть, всё дело в лёгком искажении формы и пропорции. Присмотритесь внимательнее к двери - у вас нет ощущения, что она огромна, а мальчик ростом превосходит взрослого человека? Его макушка бесформенная и плоская, а лицо кажется накрытым куском сырого теста. Ноги у мальчика также приковывают взгляд, с ними тоже что-то не то. За невидимой преградой находятся руки, которые кажутся очень маленькими.

Вас пугают неправильные, немного сюрреалистичные формы? Понять самую страшную картину способен только её художник, ведь он рисовал себя…

Девочка, которая стоит рядом с мальчиком - это пустая кукла, житель из мира из-за-двери. Руки, которые тянутся из - за двери, какой смысл вложил художник в этот образ? Они не пускают мальчика или, напротив, мальчик пытается не пустить их в этот мир? Сам художник характеризует свою работу следующими словами:

«The boy in the рicture bеing himself, the hаnds being othеr lives, the windоws/door bеing a thin veil betwеen waking and drеaming with the smаll doll like girl bеing the guide thrоugh.»

Ловушка душ

Если нет, то лучше и не пробуй. Особенно, если нервишки не шибко крепкие и во всякой мистической херне не очень подкован. Не только кирпичей насрешь, но и дом выложишь из них. Я вот по дурости попробовал как-то в раннем юношестве... Сделал все как надо - нарыл три больших зеркала, несколько свечей, еще там чего-то (не помню уже). "Ловушка душ", кажется, называлась вся эта хреновина, там где я вычитал. Только мануал не уточнял, ни для кого ловушка и чьих душ. Ну, а мне по фигу было, без башни же. Дома был один, дождался времени слегка за полночь, ну и расставил всю эту прелесть вокруг себя. И стал смотреть в глаза своему отражению... Как там, если долго всматриваться в Бездну, то она начнет всматриваться в тебя? Так вот, похоже, это суровая правда. Поначалу я не видел ничего необычного, а лишь свое отражение, окружающую обстановку, что не заслоняли зеркала, и огоньки свечей, горе
вшие ровным пламенем. Потом остальная комната понемногу растаяла, и я перестал понимать, где нахожусь и сколько времени прошло, потому что даже настенные часы тикать перестали. А я сидел и вглядывался в черты своего лица, в глаза. Только краем успел подметить момент, когда огоньки свечей заплясали, словно от ветра. Это в закрытой-то комнате, где и сквознячку взяться неоткуда! Потом от зеркал слегка холодом потянуло, и словно прохладный ветерок закружился вокруг всей этой экспозиции. Я все сидел и пялился, но уже был сильно не рад, что все это затеял. Но встать не мог, хотя тело чувствовал прекрасно и ничего не отнималось вроде. Просто не мог оторвать глаз от центрального зеркала - теперь отражение смотрело на меня. И, черт возьми, это уже был не я!
Я не знаю, что там может происходить, какие оптические чудеса, но "зеркальный я" имел со мной крайне мало общего. Я почувствовал, что там, всего за какими-то жалкими миллиметрами стекла, разделявшими нас, притаился форменный пиздец, из чистого глумления принявший подобие моей формы. Пиздец из таких дальних далей, куда человеку в здравом разуме путь заказан заранее, потому что способы себя убить есть и попроще. И вот этот "пиздец" потихонечку так, сначала чуть заметно, потом все яснее и наглее осваивался в новом образе и стал мне ухмыляться. А мне то ни хера уже не до смеха было! Я и отвернуться не могу - мне голову словно стальными руками обхватил кто-то. Только и мог, что чуть-чуть глаза отвести вбок, с центральной оси. Бляя... Лучше бы я этого не делал. В соседних зеркалах мелькали отражения каких-то уже совсем отдаленно похожих на меня фигур и я вдруг ясно осознал, что доигрался. Ни единого звука вокруг. Сердце, что должно бы уже от страха выпрыгнуть, билось как-то натужно, словно нехотя, и дыхание, что тоже, по идее, должно уже было стать быстрым и прерывистым, я почти не ощущал, словно дышал раз через десять. Было такое чувство, что вся эта компания вытягивала из меня жизнь, капля за каплей... Я едва заставлял организм дышать, а мои отражения словно набирались сил, становились как бы объёмнее, "натуральнее". А в зеркалах за ними, чуть заметными серыми бликами, мелькали тени каких-то лап, скрюченных фигур - не менее отвратительные, но куда слабее этой троицы, которая еще недавно была лишь моим отражением в дурацких зеркалах. Хрен знает, чем это закончилось бы, если б внезапно за окном не взвыла собака. Не просто завыла, а именно взвыла, как воют лишь от самого дикого, животного ужаса. Все, на что меня хватило - толкнуть центральное зеркало. Таким щелбанчиком, мне кажется, было и комара не убить, но его хватило - благо, зеркала я подпирал лишь небольшими тонкими реечками. Никогда не забуду этого нечеловеческого, чудовищного, с перекошенными ненавистью чертами, лица, яростно смотревшего на меня с медленно падающего на пол зеркала... Грохот, осколки. Я пришел в себя и как-то весь обмяк, и едва не вырубился, словно от тяжелых побоев. В голове пульсировала только одна мысль, о том, как буду объяснять родителям разбитое зеркало. С тех пор прошло уже почти десять лет, которые я усиленно забывал эту историю, но даже сейчас я стараюсь без надобности не задерживаться возле зеркал. Такие дела.

девушка в белом платье

Эта история произошла со мной пару лет назад. Даже не знаю, как начать.. Был вечер, над городом уже сгустились сумерки. После тяжёлого рабочего дня я стоял на остановке в ожидании автобуса. В этот раз было довольно безлюдно, лишь изредка проезжали машины. Я сел на остановочную скамейку рядом со спящим бомжом и начал вглядываться в окна жилых домов, находящихся на противоположной улице: люди возвращались с работы и зажигали свет, некоторые уже выключали. Я как загипнотизированный наблюдал за этой картиной, совершенно не заметив, как к остановке подошла девушка. Я даже не слышал её приближающихся шагов, она как будто возникла из ниоткуда. Светлые волосы, стройная фигура, белое платье до колен. Она была повёрнута ко мне спиной, и я не видел её лица. Я наблюдал за тем, как ветер развевал её прямые волосы. Я не мог оторвать взгляд от неё, и пошевелиться тоже. Меня как будто парализовало, и лишь спустя минуту я смог прийти в себя. Она всё так же продолжала неподвижно стоять ко мне спиной, глядя куда-то вдаль. Вдруг неожиданно резким движением она повернулась ко мне. Лицо у неё было очень красивое, но отдавалось какой-то грустью в её зелёных глазах. Боль, страх и ненависть излучали они, казалось, что всё зло этого мира сосредоточилось в одном целом, в её глазах. От этого наваждения меня отвлёк лежащий рядом бомж, который начал дёргать меня за рукав куртки. Я повернулся к нему. — Эй, парень! — прошипел он своим пропитым голосом. — У тебя мелочи не найдётся, братишка? Я повернул голову обратно на девушку, но её уже не было — она просто исчезла, так же незаметно, как и появилась. — Ты не видел тут девушку в белом платье? — спросил я своего грязного соседа. — Чё? Какую девушку, ты о чём? Мелочи мне дай, опохмелиться надо, братишка. Подъехал мой автобус. Той ночью я не мог заснуть, всё время думая об этой девушке. Кем она была и откуда взялась? Я выпил корвалола и погрузился в сон, в жуткий и странный сон… Я стоял перед большой чёрной дверью, а за ней раздавался громкий, я бы даже сказал, дикий плачь младенца. Он становился всё громче и, казалось, его уже ничем не заткнуть. Я попытался открыть дверь, но она была заперта. Я бил её руками и ногами, я хотел чтобы этот плачь прекратился, чтобы он успокоился, но всё тщетно… Проснувшись утром, я обнаружил что за ночь исцарапал себе весь живот и шею. Я наложил несколько пластырей и, как ни в чём не бывало, пошёл на работу. На работе коллегам сказал что царапины оставила строптивая шлюшка, которую вчера успел закадрить в каком-то дешёвом клубе. На самом деле в клубы я не хожу и никогда не ходил, ибо это удел быдла. Мой рабочий день прошёл довольно быстро. Я практически не вспоминал о своём сне и о той странной девушке. Закончив с делами, я с чистой совестью отправился домой. Я подошёл к остановке и, купив пачку сигарет, стал ждать своего автобуса. На этот раз бомжа не было, и скамейка пустовала. Я закурил и, как обычно, начал вглядываться в окна жилых домов на противоположной улице, в которых методично начинал загораться свет. Мимо меня проезжали машины, по тротуару изредка проходили подвыпившие компании молодых людей, но я не обращал на них внимания. Я сел на остановочную скамейку, ещё раз затянул в себя сигаретный дым и закрыл глаза. В воздухе пахло какой-то гарью и блевотиной, оставленной моим вчерашним бездомным соседом. Я был словно в вакууме. Там, сидя на остановке, мне казалось, что я отрёкся от всего внешнего мира, погрузившись в собственное, созданное мной бытие. Я открыл глаза и увидел белый силуэт на противоположной улице — это была та загадочная девушка в белом платье. Она стояла неподвижно и смотрела на меня, будто маня к себе. Меня охватила дрожь, я не знал, как мне реагировать на это и я просто смотрел на неё в ответ. Немного помешкавшись, я решился. Бросив сигарету я, не отрывая от неё взгляда, направился к пешеходному переходу. Быстро перебежав дорогу, я подошёл к ней: — Простите, мы не знакомы? — спросил я, пристально вглядываясь в её зелёные глаза. Она всё так же молча продолжала смотреть на меня, как будто изучая. — Ты.. Ты должен мне помочь, — испуганным голосом сказала она. — Как помочь? Что случилось? — Иди за мной. Сердце бешено билось в груди, но я всё же согласился. Всё то время что мы с ней шли, мне казалось, что у проходящих мимо нас людей не было лиц — я был словно во сне. Мы прошли с ней несколько кварталов и зашли в арку жилого дома, пройдя несколько дворов мы остановились у небольшого, старого двухэтажного дома с облезшими стенами. — Зачем мы пришли сюда? Что всё это значит? Ветер усиливался, растрёпывая её светлые волосы. Луна в ночном небе светила ярче, чем обычно; будто кто-то из дальнего космоса фонариком освещал этот грешный город. — Мы уже почти пришли. Она открыла старую деревянную дверь в подъезд и жестом позвала меня. Войдя, мне в нос сразу же ударил запах сырости и оставленного кем-то дерьма в углу, от которого я чуть не блеванул, но сдержался и сразу же закрыл нос курткой. Она спокойно начала подниматься по лестнице на второй этаж и я последовал за ней, стараясь смотреть под ноги и не касаться стен, что было довольно сложно при таком тусклом освящении. Поднявшись, мы подошли к единственной двери на этом этаже. — Ключ под ковриком — сказала она тихим голосом. Я посмотрел вниз и еле как разглядел в темноте входной коврик с надписью: «Добро пожаловать!». Подняв его, я ничего не обнаружил, но заметил, что одна из деревянных досок как-то криво лежит. Я поднял её и действительно, там лежал небольшой ключ. Мне уже стало совсем хреново, я обернулся, но девушки уже не было. Она снова исчезла, оставив меня одного в этой клоаке, чёртова сучка! Я попытался выстроить логическую цепочку, но вся эта ситуация не поддавалась никакой логике. Девушка, дом, ключи. Жуткую тишину нарушало лишь биение моего сердца, которое, казалось, сейчас вылетит из груди. Я немного успокоился и решил действовать до конца. Освещая дверной замок светом от экрана мобильного телефона, я сунул ключ в замочную скважину и пару раз повернул против часовой стрелки. Открыв дверь, я ещё несколько секунд потупил, но всё же зашёл туда. Освещая перед собой мобилой, я начал осматриваться: обои на стенах были ободраны, мебели почти не было, на полу валялись запылившиеся иконы. Пройдя прихожую, я наткнулся на дверь в комнату, но она была заперта, и мои попытки открыть её силой не увенчались успехом. Я отошёл немного назад и с разбегу выбил её ногой. То, что я увидел дальше, заставило меня высрать не один десяток кирпичей. Комната с облезшими стенами, на полу валялись куски от обоев, окно было забито деревянными досками, а под ним батарея, к которой были прикованы цепью два ребёнка, мальчик и девочка. Они с ужасом глядели на меня, а я на них. На тот момент я потерял дар речи. Придя в себя, я позвонил в полицию… Я сидел на скамейке рядом с домом и, поднося дрожащими руками сигарету ко рту, наблюдал за происходящим. У подъезда стояли две полицейские машины с мелькающими сиренами и скорая помощь. На носилках из подъезда по очереди выносили двух детей и помещали в машину. Ко мне подошёл сержант полиции, он что-то начал мне говорить, но я не слышал его. Я вообще ничего не слышал. Я сидел и молча наблюдал за тем, как карета скорой помощи уезжала куда-то вдаль. Меня отвезли в участок для дальнейшего выяснения всех обстоятельств. Я не помню, сколько точно времени там находился, но то, что я узнал, заставило меня пересмотреть все свои взгляды на мир. Мать этих детей погибла в аварии год назад, а дети остались с больной на голову бабкой, которая их часто избивала за малейшие проступки, а затем и вовсе решила избавиться от них, заморив голодом. Она отвела их в одну из своих пустующих квартир и посадила на цепь, где они пробыли по меньшей мере 4 дня без еды и воды. Бабку в ту же ночь задержали и отправили на обследование в психбольницу. Мне стали показывать фотографии этих детей и их родных. На последней фотографии была их мать, погибшая год назад. Когда мне показали её, я просто онемел. По всему телу пробежала дикая дрожь. Это была та самая зеленоглазая девушка в белом платье.

Ветки

Ну вот я и дома. Засиделся допоздна, но сдал проект, который взвалил на меня начальник. Все ж таки это было не зря – впереди меня ждал прекрасный день. Но больше всего я радовался тому, что увижу сына. Я наконец выиграл борьбу за право опеки у бывшей жены и получил право видеться с ним. Для него я отремонтировал старую спальню, хотя она и невзрачно смотрелась вся в побелке. Мне показалось, что потом у нас будет время переделать в ней все что вздумается. Я тяжелым шагом поднялся по лестнице и, когда сын услышал, что я пришел, он тут же позвал меня к себе в комнату. «Папа, я не могу заснуть, там в окне чудовище!» Чудовище. Н-да, весьма неожиданно для ребенка. «Ой, да не волнуйся, это же ветки на ветру качаются, видишь?» Я показал ему на ветку, стучавшую по стеклу. Он мне поверил, успокоился, я его поцеловал и пожелал спокойной ночи. Ну наконец-то спать, я уже еле видел от усталости. Я прошел по коридору и рухнул в кровать. Умаялся, мне уже не до чудовищ. Завтра надо было сводить его в школу в нашем районе, куда я его записал. Надо было школьную форму купить. Я уже почти ничего не соображал. А потом он снова позвал меня. Черт возьми, сына я, конечно, люблю, но спать-то тоже охота! -Папа, чудовище вернулось! – кричал он. Я посмотрел в окно – нет, опять только ветки. Я зашел к нему в комнату, в доказательство открыл окно и повернулся к нему лицом. «Видишь, это просто дерево, я же говорил. Давай теперь спать, тебе завтра в школу». Насколько я мог разглядеть, он был немного напуган, но что поделать, я слишком устал. Я снова повалился на мягкую постель. Затем раздался плач, и я понял, что с меня хватит. «Ладно, буду спать с тобой, увидишь чудовищ – просто прижмись покрепче». Я вернулся к нему в комнату, откинул красное одеяло и лег рядом с ребенком. Я лежал с закрытыми глазами, а в голову лезло черт знает что. Я же вроде белые простыни купил? Затем я увидел перерезанное горло сына и понял свою ошибку. А потом услышал чудовище, только оно уже не стучало по стеклу – я слышал звуки шагов, направлявшихся от раскрытого окна. Я не выдержал и рассмеялся – ну как же я забыл, что у меня во дворе нет деревьев?